Судя по всему, мы оторвались на два километра от своего батальона. Я собрал вместе всех, кто был со мной, и, рискуя привлечь внимание врагов, снующих вокруг, начал громко кричать, стараясь дозваться своих, которые были где-то там в темноте за деревьями. Мы с тревогой прислушались. И услышали слабые ответные голоса, где-то совсем далеко. Мы пошли в том направлении.
Русские, получив серьезную взбучку, находились не в лучшем положении, чем мы. Они тоже были отрезаны. Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дыхание, и снова кричали. Теперь ответы слышались более ясно. Направление мы выбрали правильно. От оврага к оврагу, от лужи к луже, но мы приближались к цели. Наконец нас окликнули. Это был один из наших патрулей, мы были спасены.
На ночь батальон собрался вместе.
Противник больше не оказывал никакого сопротивления. Несомненно, группы противника все еще бродили по лесу и прятались во всяких грязных дырах в долине и бежали на юго-запад, тоже пытаясь присоединиться к своим батальонам, поредевшим после нашей атаки. Мы шли прямо на юг, хлюпая по мутной воде. Около 01.00 наша головная колонна вошла в Ширванскую.
На следующий день мы похоронили своих мертвых. Мы украсили их могильные холмики золотыми подсолнухами, цветами славы и доблести.
Грязь была столь ужасающей, что никто больше не мог сделать и шага. В течение двух дней я ездил верхом на своем коне почти голым, пока солдаты пытались отстирать и заштопать мою одежду, изодранную в рукопашной. Они сами стояли на часах без сапог, босые в воде по щиколотки. Ни один мотоциклист не мог передвигаться по району.
Во второй половине дня 20 августа снова показалось безжалостное солнце. К сумеркам все вокруг окрасилось пурпуром и золотом. Хорошая погода предвещала битву, новые бои близились.
Наш поход по Кавказу возобновился 21 августа рано утром. Мы прошли по маленькому мостику, поспешно построенному нашими саперами над раздувшейся речкой, а затем вошли в лес. После нескольких километров подъема мы увидели маленькую поляну и несколько изб. Несколько советских солдат бежали, сделав пару выстрелов. Деревня называлась Папоротный. Прекрасные виноградник, яблоневый сад и заросли сливы раскинулись под солнцем.
Нам предстояло пройти еще около десяти километров до деревни Третьяков. В Папоротном мы получили радиограмму, в которой нашему командиру сообщали: «Третьяков занят крупными силами противника». Оставив повозки со снабжением и тяжелую технику на поляне, мы начали осторожно пробираться между могучими дубами и кустарником.
С высоты хребта сквозь прогалину справа мы увидели деревню, занятую русскими. Мы пошли по ясно видной тропе, заросшей травой. Согласно нашим картам Третьяков находился гораздо дальше. Мы оставили тропу и пошли напролом сквозь заросли, двигаясь по компасу, и шли так 20 минут.
Затем мы услышали карканье ворон.
Это был Третьяков.
* * *
На разведку был послан патруль. Укрываясь под деревьями и за большими коричневыми валунами, разведка подошла к опушке. Расположенный на широком холме Третьяков возвышался над горным проходом. Деревня была довольно обширной, и ее окружала кукуруза высотой два или три метра, которая подходила вплотную к соломенным крышам. Прямо под деревней на опушке леса стоял колхоз.
Солдаты нашего патруля разглядели всю обстановку в мельчайших деталях. В 20 метрах от них трое русских слонялись взад и вперед вокруг полевой кухни. Они громко смеялись, рассказывая какие-то шутки, совершенно не подозревая, что ждет их. Наши люди незаметно проползли под деревьями и внезапно выскочили прямо под носом у поваров, размахивая пистолетами!
Ни один из троих не осмелился ни крикнуть, ни дернуться. Наш патруль загнал поваров как можно дальше в дубовую рощу и привел их к нам, не сделав ни одного выстрела.
Один из русских имел в кармане раскладку на ужин — самые верные разведданные. Мы узнали, что их 304 человека. Мы узнали, что у противника есть артиллерия и противотанковые орудия.
* * *
Мы закончили допрашивать наших поваров-сталинистов, когда внезапно в 30 метрах от нас загремели орудийные выстрелы. Русские нанесли ответный визит.
Наверняка один из их солдат, проходя мимо жарящегося мяса, заметил отсутствие поваров и поднял тревогу. Часть красных незаметно выдвинулась к опушке, стараясь обнаружить нас. Один из наших унтер-офицеров вовремя успел их заметить. Он открыл огонь из автомата, но сам был прошит советскими пулями. Он получил несколько ран в живот, из которых толчками выплескивалась кровь, но тем не менее он продолжал стрелять. Теперь паника охватила уже нас. Но героизм унтер-офицера позволил его солдатам опомниться. Раненый упал лишь после того, как мы пробежали мимо него, чтобы начать рукопашную.
Две роты, которые должны были атаковать деревню, бросились в бой без задержки. Так как нас обнаружили, действовать следовало без промедления.
В качестве адъютанта именно я должен был ободрять солдат в тех местах, где дела шли плохо, где они начинали колебаться.
Часть наших солдат наступала прямо через колхоз, другим предстояло совершить большой крюк, чтобы обойти Третьяков по высотам. Солдатам сразу пришлось нелегко. Для многих зеленых новобранцев этот бой стал крещением огнем. Мы видели, как они колебались перед тем, как оторваться от скал и деревьев.
Шесть более решительных солдат, вооруженных автоматами, добрались до угла сарая в колхозе. С пулеметом в руках я бежал следом за ними. Через несколько минут, временно прекратив стрелять, мы оказались внутри самого Третьякова. Наше противотанковое орудие, к счастью, стреляло неточно, и снаряды рвались у нас над головами.
Красные занимали избу, из которой держали под обстрелом всю улицу. Пока мои товарищи вели огонь по дому, я продрался сквозь кукурузу и подошел к западному углу избы. Прыгнув внутрь дома через боковое окно, я полностью вынес его, так как тащил с собой пулемет. Моя очередь произвела в комнате сокрушительный эффект. Женщина, которая сражалась вместе с красными, упала на пол и забилась в истерике.
Перебежками, стреляя из пулемета, я со своими солдатами занимал один дом за другим, преследуя советских солдат. Вскоре я собрал вокруг себя целую толпу пленных. Не зная, что с ними делать, я выдал каждому по куску брюссельской газеты, которую я использовал совсем не для развития ума. «Документ! Документ!» — убедительно говорил я каждому пленнику. Эти несчастные недоумки поверили магическому слову «Документ». Подняв руки и размахивая кусками бумаги, они побежали в тыл, где наши солдаты сначала сильно удивились такому количеству монголов, которые читают бельгийскую прессу. Но потом они сообразили, что произошло, и восхитились изобретательностью валлонов.
В ближнем бою лучше всего стрелять короткими быстрыми очередями. Я добрался до конца деревни, стреляя в каждое окно, мимо которого пробегал. Я остановился только за окраиной населенного пункта, в то время как мои шестеро обормотов разыскивали большевиков, которые прятались в избах и сараях. Многие вышли из зарослей кукурузы уже по собственной инициативе.