Ровно в полночь, когда все, кто еще держался, хором затянули «Святая ночь», небо расцветилось огнем, но это не был ангел-вестник или трубы Вифлеема. Это была атака! Красные, полагая, что в это время люди окажутся под столом, открыли огонь из всех орудий и перешли в наступление.
Но в действительности это стало облегчением. Мы вскочили на ноги. И снег, освещенный разрывами, трассирующими пулями и вспышками выстрелов, красными, зелеными и белыми сигнальными ракетами, превратил ночь в действительно праздничную. Вот так мы и провели сочельник, отражая попытки противника переправиться через реку Ольшанка.
На рассвете стрельба прекратилась. Наш священник причастил солдат, которые отделение за отделением приходили с позиций в православную часовню. Там наш валлонский священник, одетый в полевую форму фельдграу, служил вместе со старым деревенским попом в малиновой скуфейке.
Опечаленные и огорченные были утешены. Их родители, жены и любимые дети в это время слушали дома ту же самую рождественскую мессу и получали такое же причастие. Солдаты возвращались с просветленной душой, чистые, как бескрайняя степь, которая засверкала перед ними днем.
Вокруг избы, которую я использовал как наблюдательный пункт и командный пост, гранаты и снаряды разнесли практически все здания. Мой маленький домик, его три вишневых дерева и замерзший колодец каким-то чудом уцелели во время огневого налета. Старая крестьянка, которая с ужасом смотрела на зазубренные пробоины в стенах, все-таки вернулась в свою хибарку.
Но две ее соседки были разорваны на куски в рождественскую ночь, как раз когда они ели борщ. Снаряд влетел точно в маленькое окошко.
На фронте смерть встречается повсюду. Она только и ждет, чтобы кто-то потерял голову или отступил.
В бою испуганный солдат это мертвый солдат. Отвага делает человека сильным, даже почти неуязвимым. Со смертью нельзя примириться, но следует смело смотреть ей в лицо.
* * *
Наступил новый, 1944 год.
Мы предпочли бы, чтобы сразу наступило третье или четвертое января, чтобы дни сразу стали обычными, когда ты уже не думаешь вообще или думаешь как можно меньше.
Но нам пришлось ожидать новой атаки со стороны ублюдков. Неужели в эту полночь они повторят свой рождественский спектакль?
Мы получили приказ ожидать атаки. Предполагалось, что они атакуют накануне Нового года.
Два взвода моей роты в темноте выдвинулись на заснеженную равнину, пересекли реку и заняли позиции в кустарнике.
Третий взвод пересек Ольшанку в километре правее. Его задачей была провокация. Он должен был забраться в заросли ежевики в нескольких сотнях метров южнее Закревки и открыть сильный огонь, чтобы противник бросился крупными силами именно туда. В этом случае два остальных взвода сумели бы штурмом взять укрепления, находящиеся напротив деревни Байбузы.
Наши солдаты пошли в атаку. Противник в панике бежал.
Мы вернулись на рассвете. Я принес на спине молодого добровольца, который первым ворвался в советский блиндаж, но налетел на автоматную очередь.
Хотя оба его колена были раздроблены, он не издал ни стона. Его волосы, мягкие, как у ребенка, прилипли мелкими завитками к вспотевшему лбу. Бедный парень испытывал страшные мучения как раз в то время, когда во всем мире миллионы людей завершали праздничную ночь.
1 января, 05.00. Тусклое красное солнце поднималось над заснеженным лесом. Степь больше не казалась синей. В долине еще трещали выстрелы. А во всем мире в это время люди танцевали, люди пили, женщины смеялись, лица пьяных мужчин несли на себе отпечаток всех грехов, которые их отягощали. День медленно поднимался над белой степью, искалеченный юноша умирал, потому что он верил в нечто возвышенное, потому что его идеалы были настолько сильны и чисты, позволили принять мученическую смерть.
Утром я положил на сверкающий, как бриллианты, снег рядом со своей избой этого юношу с замерзшими кудрями. Его глаза больше не видели мир, ради спасения которого он умер.
1944 год начался плохо.
Советские войска нанесли мощный удар на северо-востоке и юго-востоке нашего сектора. Их наступление получилось очень впечатляющим, и остановить его не удавалось.
Тем не менее наше командование отдавало приказы без признаков волнения, и мы также исполняли их. Мы были намерены удерживать слияние Ольшанки и Днепра до скончания веков.
Из Берлина прибыли несколько актрис, которые оказались в тылу у нас. Приезжавшие мотоциклисты расписывали прелести с необыкновенным темпераментом, чудь не забывая о приказах, которые они доставляли.
Тем не менее с каждым днем острия советских клещей сближались все больше позади нас.
Но мы не беспокоились о подобных вещах. Для солдата на войне существует только его участок фронта. Остальное — это дело генералов и журналистов.
* * *
На рассвете 4 января штурмовая бригада «Валлония» получила приказ поддержать атаку наших танков. Нашей целью была деревня Закревка, куда мы уже наведались 1 января. Теперь требовалось уничтожить укрепления, построенные в лесу позади деревни.
Кроме того, нам приказали достать пленных.
В 1941 и 1942 годах мы просто не знали, куда их деть. Однако теперь советские солдаты сражались насмерть и ускользали у нас между пальцев, увертливые, как ужи. Генерал Гилле, командир дивизии CC «Викинг», требовал по крайней мере пятерых пленных, чтобы проверить сведения нашей разведки.
1-я рота должна была пересечь Ольшанку в 03.00 и укрыться в лесу северо-восточнее Закревки, чтобы помешать советским подкреплениям вмешаться во время боя. Моя рота пересекала реку на надувных лодках в 02.00. Мы должны были подобраться к западной окраине Закревки и ждать начала штурма. 2-я рота наносила удар с юга, выйдя из Староселья по лесной дороге.
За ночь саперы должны были очистить эту дорогу от мин. В 05.00 в дело вступали танки, которые несли на броне наши основные силы. Они должны были идти прямо на Закревку. После этого пехота присоединялась к атаке, развернувшись между танками.
Это была рискованная операция.
Наши танки могли попасть на мины и подорваться еще во время выдвижения на исходный рубеж, хотя успех во многом зависел именно от них.
* * *
Моя рота укрылась недалеко от Ольшанки примерно в 300 метрах севернее вражеских наблюдателей. Наши длинные белые маскхалаты прекрасно работали на снегу. Я подполз к самой воде и оставался там более часа, прижав ухо к земле. Ни один шаг не прозвучал в промерзшей почве. Ни один всплеск не побеспокоил поверхность реки.
Саперы закончили надувать наши лодки и тихо спустили их на черную воду.
Нам предстояло двигаться вдоль троса, так как течение было сильным. Сто человек с помощью лодок переправились на противоположный берег.