Петро Меланюк стоял возле соседской клуни, [1] спрятав голову под старый, пахнущий прелым деревом, дармовис. [2] Поздний февральский рассвет еще не наступил, и парня со всех сторон окружала зимняя промозглая мгла. Где-то недалеко звякнула ведерная дужка, стукнул цыберник, [3] и радостно завизжал узнавший хозяина пес. Село просыпалось.
Хлопец собрался переменить позу, но тут послышался приближающийся скрип шагов и Меланюк насторожился. Кто-то остановился за углом клуни, и знакомый голос дядьки Свирида хрипловато окликнул:
— Петро…
— Тут я… — негромко отозвался Меланюк и, откачнувшись от стены, высунулся из-под дармовиса.
— Ну то и добре. — Дядько Свирид разглядел Петра и осторожно покашлял в кулак. — Ось я товарища привел… Що вчора говорили…
Дядько Свирид подался чуть в сторону, и из-за его спины показался человек в городском пальто и рабочей кепке не по сезону.
— Доброго ранку, — поздоровался Меланюк, но дядька Свирид оборвал его:
— Потом побалакаете. Проведешь товарища до станции, как договаривались… И от що. Ты дома шо сказав?
— То що, в первый раз? — обиделся Меланюк. — Я до родичей за грошима йду, а то так…
— Ну-ну, вже набычився, молодой… — Дядько Свирид уловил в голосе Меланюка недовольные нотки и примирительно подтолкнул его в спину. — Ладно, давай Петре, шагай. В сели товарищ сзади пойдет, а там, дальше, можно й разом…
Рассвет застал их за Меланьиными хуторами. Заснеженные поля незаметно перешли в крутые увалы, поросшие лесом, и узенькая дорога, накатанная санными полозьями с чуть желтоватой навозной полосой посередине начала сползать в распадок. Зимний туман еще окутывал все вокруг молочно-иглистой дымкой, но по обе стороны дороги уже явственно проступил лес. Чуть дальше разлапистого молодого ельника, засыпанного рыхлым снегом, угадывались прямые стволы пошедших в рост сосен, а прямо по склону возник ломаный переплет голых ветвей дубового урочища.
Приостановившись на скользкой колее, Петро подождал, пока его спутник подошел ближе, и с интересом поглядывая на мужчину в черном пальто, спросил:
— Называть-то вас как?
— Зови товарищ Иван, — усмехнулся напарник и в свою очередь оценивающим взглядом окинул Меланюка.
— Добре, товарищ Иван. — Меланюк хотел протянуть руку, но не решился и вместо этого зачем-то сказал: — Вы не беспокойтесь, я у нас в КПЗУ [4] на связи был…
— А вот это лишний разговор. — Товарищ Иван строго посмотрел на Петра. — Далеко еще?
— Верст семь, а може й десять. — Пожал плечами Петро. — Пешком оно завсегда дальше…
— Ясно. Пошли тогда. — Мужчина зябко сунул руки в карманы пальто и решительно зашагал по дороге, слегка опережая Петра.
— А ото вы вже зря. — Меланюк укоризненно посмотрел на черную спину, качавшуюся впереди. — КПЗУ пивроку как распустили, только я вам скажу що я з цим не згоден, да и вся наша ячейка тоже не согласная.
— Я знаю. — Товарищ Иван обернулся и в упор посмотрел на Меланюка. — И ты мне об этом не говори, хватит, что твой дядька Свирид полночи душу мотал. Понял?
— Понял. — Петро поскользнулся и неловко взмахнул рукой. — Вы не думайте ничего, товарищ Иван, это я только чтоб вы знали…
— Только я? — Товарищ Иван весело рассмеялся. — А ты, оказывается, дипломат…
Он вдруг оборвал смех и прислушался. Где-то позади раздавался ровный топот лошадиных копыт.
— Что это? — Товарищ Иван вопросительно посмотрел на Меланюка.
— Як що? — пожал плечами Петро. — Конем хтось едет…
— Эх ты! Едет… Строевой конь нас догоняет. Нам бы спрятаться, а?
— Спрятаться?.. — Петро на секунду задумался. — Это можна! Там у развилки сарай ничейный, у ньому лесники сено держать… Може туды?
— Ну давай туды. Только быстренько, товарищ Петро!
Cтарый щелястый сарай спрятался в самом низу распадка под крутым оледенелым косогором. Видать, со времени последнего снегопада никто из лесников не ходил за сеном, и поэтому к воротам пришлось добираться прямо через небольшие сугробы. Товарищ Иван сожалеюще оглянулся на четкую цепочку следов, тянувшуюся от дороги, и, горестно вздохнув, прикрыл за собой створку. В сарае сразу стало темнее, и все щели превратились в мутноватые полосы.
Петро нагреб себе охапку сена побольше и с удовольствием завалился на мягкую подстилку. Он не особенно разделял опасения спутника, тем более что, пока они бежали к сараю, топот стих. Однако и возражать Петро тоже не стал, в конечном счете, лишняя осторожность никогда не помешает.
Глаза постепенно привыкали к темноте, да и снаружи рассвет брал свое, быстро сгоняя туман с дороги. Никакой погони не было слышно, и товарищ Иван, отойдя от ворот, полез в карман за папиросами. Пачка оказалась пустой и он, напрасно пошарив в ней пальцами, отбросил в сторону. Прошуршав по стене, коробка упала в светлую полосу, и Петр увидел бело-синий рисунок «Мевы» с аккуратно надорванным золотистым ярлыком. Петр протянул руку, ощупал пальцами давлено-круглый шифр «ПМТ [5] » на ярлычке и усмехнулся.
— А чого-нибудь с буквами «ПМС [6] » у вас часом нема?
— Ишь, губа не дура! — Напарник Петра весело фыркнул и согласился. — Пожалуй, ты прав, по чарке не помешало б… Морозит.
— Жаль, согрелись бы малость… — Меланюк завозился на своей подстилке. — А скажить, товарищ Иван, коли ж буде тая революция?
— Завтра!
В ответе послышалось что-то странное, показавшееся обидным Петру.
— Смеетесь… А я серьезно! Я той июль 38 го добре запомнил. А теперь думаю, може, ее и вовсе не будет…
— А ты, хлопче, в КПЗУ сколько времени состоял?
На этот раз в голосе товарища Ивана не было и тени насмешки, и Меланюк отозвался с жаром:
— Аж пивтора року!
— Полтора года, говоришь… А я, — начал было товарищ Иван, но сразу оборвал себя и заговорил о другом. — Про львовскую демонстрацию тебе известно?