Встряхнув вожжами, Меланюк лихо съехал с взгорбка, и резко заворачивая у амбара, машинально обратил внимание, что он осел в землю, а потемневшие сворки ворот были полуоткрыты и подперты кривой жердиной.
Прикидывая про себя, кому теперь может понадобиться такая «хоромина», Петро подобрал вожжи, и вдруг из темной глубины амбара его негромко, но достаточно явственно окликнул чей-то сдавленный голос:
— Меланюк!
Петро осадил упряжку и, вытянув шею, начал подозрительно вглядываться. Поначалу он решил, что вздремнул по жаре и ему просто почудилось, но там в глубине началась возня, и чья-то неясная фигура осторожно подступила ближе к свету. Недоумевая, как в амбаре мог очутиться кто-то из знающих его людей, Петро спрыгнул с сиденья и, замотав вожжи на привинченный к стене крюк, вошел в пряно пахнущий сеном сумрак.
— Не узнаешь? Это я, Ицек…
Внутри было темновато, и Петро с трудом рассмотрел жмущуюся к стене фигуру. Конечно, от того Ицека, которого он тогда отпустил, осталось совсем мало, исхудалое лицо и драная одежонка говорили сами за себя, и, в общем, никаких вопросов можно было не задавать.
— Ты дыви, вцилив-таки… — Петро дружески усмехнулся и покачал головой. — Ну, повезло тебе, опять на меня наскочил. И давно тут ховаешься?
— Пятый день… — Ицек отделился от стены и боязливо покосился на дверь. — Помоги, а?..
— Да уж придеться… — Петро посмотрел на подпиравшую крышу гору сена. — Мабуть, десь там сидиш, у середыни?
— Ага, схованка у нас там… — Ицек кивнул.
— А ти що, хиба не один? — насторожился Петро.
— Не-а… — как-то неуверенно протянул Ицек и торопливо добавил: — Но они тебя тоже знают. Мы сверху видели, как ты ехал…
Меланюк нахмурился. Пока речь шла только об Ицеке, все было ясно, а вот то, что он был не один, в корне меняло дело. Однако отступать было поздно и, ругнувшись вполголоса, Петро сказал:
— Ладно. Веди у свою схованку, подывимось…
— Сюда, — Ицек немного отступил в сторону и, показав на едва различимую в сумраке дырку, предложил: — Ты первый лезь, не бойся…
— Сам не бойся! — сердито огрызнулся Петро и полез в тесный, пружинящий сеном лаз.
Почти сразу под сеном оказались шершавые деревянные ступеньки, на которые откуда-то сверху падал свет. Встав на ноги, Петро по этой лестнице поднялся в маленький чердачный закуток, прочерченный солнечными лучами, шедшими через дыры в амбарной крыше.
Оглядевшись, Петро увидел товарищей Ицека. Их было двое. Один поднялся навстречу, а второй так и остался сидеть, но на него Меланюк уже не смотрел. Прямо перед ним, ярко освещенный солнцем, стоял человек, которого Меланюк узнал бы среди тысячи других при любых обстоятельствах. Дрогнувшим голосом, словно не веря самому себе, Петро спросил:
— Товаришу капитан, та невже це вы?..
— Я, Петро, я! — Усенко как-то боком рванулся навстречу и неловко, по-медвежьи, обнял Петра.
— Та шо вы, товаришу капитан, шо вы… — Меланюк смущенно попробовал высвободиться. — А вин не сказав…
— Не сказал? — Усенко весело хохотнул. — Да он и сам не знал. Вон, посмотри.
Петро обернулся и увидел недоуменно замершего на месте Ицека. В руке тот сжимал неизвестно откуда взявшийся тележный шкворень и ничего не понимающими глазами смотрел на Усенко.
— Изя, брось железяку, это наш человек. — Усенко сразу посерьезнел. — Слушай, Петро, нас и правда выручать надо, мы тут, как в мышеловке…
— Товаришу капитан, а как же…
Меланюк замялся, но Усенко и так понял, что интересовало Петра.
— Десантировался неудачно…
Капитан повел плечами и едва заметно кивнул на Ицека, стоявшего теперь рядом со вторым, как уже успел разглядеть Петро, пожилым евреем. Петро догадался, что Усенко не хочет говорить при всех и потому задал только один вопрос:
— А сюда как попали?
— Поляк один тут спрятал, знакомый, а сейчас, немцы вроде как фураж вывозить собираются, ну и он…
Усенко поджал губы и весьма красноречиво качнул головой.
— Ну чего вы все он, он… — Пожилой еврей, так и не встававший все это время со своего чурбачка, неожиданно вмешался. — Он знает, что делает! Если нас здесь поймают, все ясно, залезли сами, а пока из нас будут вынимать душу, он успеет уйти. Все очень просто…
— Помолчи, Мендель. — Усенко недовольно сморщился. — Ты опять за свое…
— Я что, я ничего… Я одного хочу, пускай меня сразу застрелят!
— Не обращай внимания. — Усенко махнул рукой. — Нервы у него сдали… Так что, сможешь нас отсюда вытащить?
— Товарищ капитан, — заулыбался Петро. — Все будет «першой клясы»!
Усенко и Меланюк весело переглянулись, Ицек недоверчиво посмотрел на Петра, и совершенно незаметно на каждом из них остановил свой цепкий, оценивающий взгляд Мендель…
* * *
Темный лес вплотную подступал к домику, и, стоя на крыльце, пан Казимир едва различал край поляны. Лесничувка была маленькая, заброшенная и вокруг покосившихся надворных построек успели густо разростись полускрывшие их кусты. Пан Казимир сморщился. От леса несло чем-то древним непонятным и настораживающим…
Дверь за спиной майора приоткрылась, и, обернувшись, пан Казимир увидел четко прорисовавшийся у косяка силуэт Вукса. Давая ему место рядом с собой, майор подвинулся и не без иронии спросил:
— Ну, Владек, и до чего вы с Рыбчинским договорились?
— Договорились! — Вукс фыркнул и уперся плечом в столбик навеса. — Он третий пулемет с немецкого склада на сало выменял… Конечно, пулемет вещь нужная, но сало-то зачем отдавать? Вы ж знаете, на белорусской стороне хлопы войну с полицаями начали. А мы? Ну, то что «Звензек валки збройней [18] » командует своим «к ноге» я еще кое-как понимаю, но почему пан майор нам говорит то же?
— Вот и опять ты меня не понял, Владек… — Пан Казимир боком присел на перила. — Судьбу Европы будут решать победители. И взял он за собой и отчич, и дедич, и приумножил земли свои…
Странно прозвучавший славянский оборот заставил Вукса насторожиться и молча ждать продолжения.
— Владек, — тихо сказал пан Казимир. — Война не вчера началась и не завтра кончится… Рыбчинский не крадет пулеметов, немцы дают их сами. Нам пулеметы, а украинцам винтовки. Я знаю, они задумали стравить нас между собой, и я очень боюсь, что им это удастся…
— Но зачем это им?
— А затем, что им не нужны ни поляки, ни украинцы. Им нужны рабы, тихие и покорные. Они уже уничтожили евреев, потом возьмутся за остальных. Так что, боюсь, теперь лозунг «Польша для поляков» обернется к нам другой стороной…