Впрочем, противотанковую артиллерию тоже нельзя списывать со счетов. Не только могучие 85-мм зенитки и 76-мм «ратш-бумы» поражали немецкую бронетехнику. Свою роль сыграли также 45-мм пушки. Командующий артиллерией 1-й танковой армии И. Ф. Фролов по итогам сражения на Курской дуге писал: «45-мм орудия в борьбе с танками противника являются достаточно эффективным средством — благодаря большой скорострельности, маневренности и наличию подкалиберных снарядов. Имеется целый ряд фактов, когда эти системы успешно вели борьбу и уничтожали танки Т-6/35 и 538 ИПТАП-ы/» [84] . Среди повреждений осмотренных советскими специалистами оставленных немцами «Пантер» отмечались попадания 45-мм бронебойных и подкалиберных снарядов.
Операция «Цитадель» стала последним крупным наступлением немецкой армии на Восточном фронте, последней попыткой перехватить стратегическую инициативу. После июля 1943 г. германская армия только оборонялась, лишь иногда проводя контрнаступления локального значения. Инициатива была потеряна немцами окончательно и бесповоротно.
Что же стало причиной провала «Цитадели»? Э. фон Манштейн писал: «Но мы поступили бы неправильно, если бы видели причины неуспеха преимущественно в тактической сфере. Операция «Цитадель» была прекращена немецким Главным командованием еще до исхода сражения по следующим причинам: во-первых, в связи со стратегическим влиянием других театров военных действий (Средиземное море) или других фронтов (2-я танковая армия на Орловской дуге), и лишь во-вторых — в связи с тактической неудачей, а именно, остановкой наступления 9-й армии, которая поставила под вопрос по меньшей мере быстрое достижение исхода сражения» [85] .
Командующий группой армий «Юг» довольно четко сформулировал причины неуспеха. Немецкому командованию не удалось быстро достичь решительного результата, а потом на ход операции стали оказывать воздействие другие направления, на которых советские войска перешли в наступление. Сбор сил для проведения «Цитадели» был осуществлен за счет решительного оголения остававшихся пассивными участков фронта. Под Курск были стянуты лучшие подвижные соединения и крупные силы авиации. Соответственно удерживать фронт под ударами советского наступления оставшимися силами было затруднительно. Поэтому операция была остановлена, а ее ударные группировки на северном и южном фасе Курской дуги — демонтированы. Также немецкому командованию не удалось добиться решения вспомогательной задачи наступления под Курском, истощения советских механизированных соединений. Уже к началу августа 1943 г. Воронежский фронт смог восстановить силы и перейти в наступления (операция «Румянцев»).
В силу самых разных причин в СССР после войны все больший вес стали приобретать сторонники пассивной стратегии ведения боевых действий. В свое время известный отечественный военный мыслитель А. А. Свечин сетовал, что перед Первой мировой войной слушатель академии одним выкриком «подлая оборона» располагал к себе профессоров. После двух больших войн эта тенденция сменилась на прямо противоположную. Теперь можно располагать к себе выкриком «подлое наступление». Маятник качнулся в другую сторону, на место возвеличивания наступления пришло возвеличивание обороны. На закате СССР эта тенденция достигла своего апогея. Элементы пассивной стратегии были введены даже в уставы. Оборона встала на первое место, глава «Оборона» в «Боевом уставе сухопутных войск. Часть II» 1989 г. издания занимает место с 65-й по 147-ю страницу, глава «Наступление» со 148-й по 242-ю. Ранее было наоборот, «Наступление» шло раньше обороны. В этом устав Красной армии был аналогом зарубежных образцов и наследником «Тактики» М. Драгомирова. Также из Устава был исключена основополагающая фраза: «Наступательный бой — основной вид действий Красной армии» [86] . К сожалению, одной из опорных плит этого пораженческого мировоззрения оказалось неверное толкование уроков сражения на Курской дуге. В упрощенной форме это толкование выглядит так: «Только после того, как Красная армия перешла к преднамеренной обороне, дела пошли на лад».
К счастью для историков, советским верховным командованием на Курской дуге был поставлен крупномасштабный эксперимент под названием «преднамеренная оборона». Если бы его не было, то жупелом сторонников пассивной стратегии стал бы какой-либо малозначительный эпизод, в котором «преднамеренной обороной» добились каких-то позитивных результатов. Соответственно сторонники тактики «закопаться в землю и ждать» стали бы пытаться проецировать такой опыт на стратегический уровень и объявлять «преднамеренную оборону» универсальным рецептом от катастроф 1941–1942 гг. Однако сражение на Курской дуге состоялось именно в том виде, который позволяет проанализировать реальные возможности «преднамеренной обороны».
Еще в 1970 г. один из самых известных советских штабистов М. В. Захаров предупреждал начинавшуюся тенденцию возвеличивания обороны: «В связи с этим мне хочется отметить, что в литературе о Курской битве, вышедшей в послевоенный период, эта оборона несколько идеализируется. Некоторые авторы приложили немало усилий к тому, чтобы показать ее как самую поучительную, классическую и во всем достойную подражания. Слов нет, что ряд поучительных сторон оборонительной операции под Курском, таких, как высокая активность, устойчивость в противотанковом отношении, применение бронетанковых войск, был широко использован в последующих кампаниях войны, особенно в оборонительных операциях под Киевом и в районе озера Балатон. Но такой сильной группировки, глубоко эшелонированной обороны, а следовательно, и таких высоких оперативно-тактических плотностей на 1 км фронта для решения оборонительных задач не создавалось ни до Курской битвы, ни после нее. Эту особенность не следует забывать при изучении, анализе и оценке битвы под Курском. Вот почему оборону под Курском нельзя считать обычной и типичной для минувшей войны» [87] .
С этими словами также нельзя не согласиться. Ни на границе в июне 1941 г., ни под Смоленском в июле, ни на Лужском рубеже в августе, ни под Вязьмой и Брянском в октябре, ни на Брянском фронте в июне 1942 г. на направлениях главных ударов немецких войск не было тех плотностей войск, которые встретили наступление танковых корпусов вермахта в июле 1943 г. В 1943 г. пауза в несколько месяцев позволила накопить резервы и сосредоточить их на вероятном направлении наступления противника.
Это общее утверждение можно проиллюстрировать конкретным примером. Даже в условиях неточного определения направления главного удара специфические условия Курского выступа и большое количество задействованных в операции соединений позволяли парировать кризисы. Уже в первый день сражения на северном фасе дуги немцам удалось пробить оборону 15-й стрелковой дивизии. Заметим, что соединение занимало оборону на фронте 9 км, что само по себе редкость для оборонительных сражений Великой Отечественной. Однако имевшиеся в распоряжении командования 13-й армии и Центрального фронта возможности исключили прорыв всего фронта через пробитую в построении одной из дивизий брешь. За спиной рассеянной и частично окруженной 15-й стрелковой дивизии был второй эшелон и резерв в лице 2-й танковой армии и 17-го гв. стрелкового корпуса. Нигде до этого не было возможности строить оборону с занятием сразу двух рубежей без разрывов в построении второго эшелона и его растягивания на широком фронте.