Если предположить, что потери на улицах Берлина составляли 20% (как безвозвратные, так и восстановленные) потерь, то штурм самого города стоил армии [446] С. И. Богданова 10 Т-34, 6 «Шерманов» и 1 ИС-2, потерянных от огня «фаустников». Два десятка танков – это повод для дискуссий, вводить танковую армию на улицы Берлина или не вводить? В условиях, когда в городе остались фольксштурмисты и остатки разбитых на Зееловских высотах соединений, ввод танкового объединения в город и потери в два десятка танков от ручного противотанкового оружия являются вполне допустимыми.
Однако, как мы видим, потери 2-й гв. танковой армии от «фаустников» были выше, чем в 1-й гв. танковой армии. От огня немецкого ручного противотанкового оружия, согласно статистике, потеряно по меньшей мере 20% танков. Это в первую очередь связано с тем, что армия С. И. Богданова действовала в Берлине самостоятельно, [447] не будучи распределена как средство непосредственной поддержки пехоты между стрелковыми корпусами общевойсковой армии. Не спасали даже сетчатые экраны, установленные в 600 мм от брони танков. Как записано в отчете, диаметр пробоины от фаустпатрона уменьшался в два раза, но пробитие брони все равно имело место.
Несмотря на это, командующий 2-й гвардейской танковой армией С. И. Богданов на конференции, посвященной опыту Берлинской операции, указывал на завышение возможностей немецкого противотанкового оружия: «О фаустпатроне. Я не могу согласиться с тем, что фаустпатрон являлся препятствием для танковых войск. Я считаю, что это переоценка фаустпатрона в Берлинской операции. Почему? Фаустпатрон находился в руках необученного, морально, физически и военно не подготовленного солдата германской армии фольксштурма, и поэтому он не являлся таким грозным оружием для нашего советского непревзойденного танка Т-34. Во время наступления я очень серьезно разговаривал со своими командирами корпусов, командирами бригад, личным составом и выяснил, что фаустпатрон являлся жупелом, которого иногда группы или отдельные танки боялись, но повторяю, что в Берлинской операции фаустпатрон не являлся таким страшным оружием, как представляют некоторые»{226}.
С оценкой С. И. Богданова относительно фольксштурмистов нельзя не согласиться. В упоминавшейся выше книге английских историков Рида и Фишера в качестве примера приводится 42-й батальон «фольксштурма». По штату он насчитывал 400 человек, однако для них имелось всего 180 датских винтовок без патронов, [448] 4 пулемета и 100 «фаустпатронов». «Ни один человек не получил подготовки в стрельбе из пулемета, все они боялись (!!! – А. И.) противотанкового оружия»{227}. Часто если патроны были, то в количестве 10 штук на винтовку. «За неимением достаточного количества вооружения, в отрядах «фольксштурм» тяжелого вооружения не было. Личный состав вооружался карабинами и пулеметами с ограниченным количеством боеприпасов»{228}. Понятно, что такое «воинство» могло оказать довольно слабое сопротивление тактически грамотному противнику. Поэтому неудивительно, что фольксштурмисты [449] часто просто разбегались. Более того, не имели необходимой подготовки даже части, формально являвшиеся профессионалами. Так, прибывшие в Берлин на транспортных Ю-52 моряки были операторами радаров, артиллеристами, не обладавшими навыками боя пехоты. Поэтому в роли танкоборцев были ненамного лучше фольксштурмистов.
Фаустпатроны («панцерфаусты») начали выпускаться еще в 1943 г., но до определенного момента они не причиняли большого беспокойства. Летом 1944 г. в Белоруссии наши пехотинцы находили в окопах целые штабеля неиспользованных фаустпатронов. Было высказано предположение, что оружие с малой дальностью стрельбы психологически тяжело использовать. В связи с этим даже были прекращены эксперименты с навариванием экранов на наши танки. Шоком стала повысившаяся эффективность фаустпатронов в Германии в начале 1945 г., когда плотность построения войск возросла, а бои перешли на территорию с плотной застройкой. Свою роль сыграло также улучшение технических характеристик фаустпатронов. С сентября 1944 г. стала выпускаться модификация с дальностью 60 м и повышенной до 60 м/с (против 45 м/с на первых образцах) начальной скоростью гранаты.
Однако к началу Берлинской операции шок был преодолен, и были выработаны меры по снижению потерь от ручного оружия пехоты. Процитирую «Отчет о работе отдела эксплоатации УК БТ и MB 1-го Украинского фронта за период с 1 апреля по 9 мая 1945 г.» (орфография и пунктуация оригинала сохранены): «За последний период противником в широком масштабе применялось противотанковое средство – Фауст-патрон. Одним из мероприятий, направленных в борьбе против фаустников, являлся интенсивный автоматный огонь пехоты и десанта, повышенная скорость танков и [450] СУ в районе действия фаустников. Частям было дано распоряжение шифротелеграммой, предусматривающее эти мероприятия. За отчетный период число поражаемости танков и СУ фауст-патроном значительно снизилось. Так, например, с 1.3 по 1.4 поражаемых случаев танков и СУ фауст-патроном было 192, а за этот период оно составляет 94»{229}.
Выработка приемов борьбы с «фаустниками» на 1-м Украинском фронте сказалась на тактике ведения боев [451] в городе 3-й гв. танковой армией П. С. Рыбалко. Если в своем продвижении батальон танковой встречал обороняемое препятствие – забор поперек улицы или обороняемое здание, то командир батальона прежде всего производил разведку и искал возможности обойти это препятствие. Если обход оказывался невозможен, то под прикрытием огня танков и бронетранспортеров М-17 или ДШК, которые шли непосредственно за пехотой, вперед выдвигались саперы для подрыва препятствия. М-17 – это поставлявшаяся по ленд-лизу зенитная САУ с четырьмя 12,7-мм пулеметами на шасси полугусеничного бронетранспортера. В обделенной ленд-лизовскими ЗСУ 2-й танковой армии аналогичные задачи выполняли установленные на грузовиках 12,7-мм пулеметы ДШК. Одновременно артиллерия занимала огневые позиции и вела огонь на разрушение зданий за препятствиями, ослепляла и подавляла оборону противника. В практике боев баррикады часто разрушались огнем крупнокалиберной артиллерии и установок М-31.
После устранения препятствий танки устремлялись в проходы и на больших скоростях проскакивали опасные места. Пехота довершала очистку объектов. Огнеметчики выжигали противника из подвалов и при необходимости поджигали здания.
При отсутствии на атакуемом направлении препятствий и противотанковых средств танки с десантом мотопехоты на больших скоростях делали бросок вперед на несколько кварталов до перекрестка, площади, сквера или какого-нибудь объекта, где закреплялись, поджидая пехоту и артиллерию. Следующая за танками пехота очищала от противника пройденные танками кварталы. С подходом пехоты танки вновь делали бросок вперед. Движение на больших скоростях обеспечивало танки от повреждения фаустпатронами. [452]
Характерная черточка: за время боев за Берлин танки армии П. С. Рыбалко выпустили 18 тыс. 85-мм снарядов. Такое количество снарядов не выпускалось ни в одной из предыдущих операций армии. Некоторые машины выпускали до пяти боекомплектов. Переводя с сухого языка статистики, это можно назвать «били по всему, что шевелится».
За Берлинскую операцию 3-я гв. танковая армия потеряла 191 танк, из них 174 – безвозвратно, и 40 САУ, из них 30 – безвозвратно. К началу операции армия насчитывала боеготовыми 431 танк и 201 САУ, а всего 632 бронеединицы. По этапам операции потери распределялись следующим образом. При прорыве обороны немцев на реке Нейсе армия потеряла безвозвратно 58 танков и 9 САУ. Остальные 121 танк и 21 САУ были потеряны на подступах к Берлину и в уличных боях за Берлин. В самом Берлине за 9 дней боев с 23 апреля по 2 мая 1945 г. армия безвозвратно потеряла 99 танков и 15 САУ{230}. Это 23% танков, имевшихся к началу операции.