— О захвате станции Барут в пригороде Берлина написано во многих мемуарах, включая воспоминания маршала Жукова. Но станцию брали непосредственно вы с танками из вашей роты. Что там произошло?
— Я не «брал» станцию, я просто первый со своей ГПЗ на нее ворвался и устроил там немцам «изумительный концерт по заявкам». Тремя танками я бы такую большую станцию не удержал, да мне и не давали такого приказа. Это был прорыв в районе Цоссенского укрепрайона, 20 апреля 1945-го. До этого мы прошли почти без боя километров тридцать. На станцию заехали, смотрим, справа от нас останавливается эшелон. Я подумал, наверное, наши, и вдруг до меня дошло, какие к черту наши, тут же рельсы другие, не как у нас. Развернули башни и врезали по эшелону. В вагонах пехота. Долго их крошили, убили очень много немцев. Сколько мы там немцев положили… Будто сама смерть с косой прошла… Сотни трупов… Рядом на платформах стояли восемь новых немецких танков. Их тоже «в капусту». Вроде все вокруг уничтожили. И моя ГПЗ двинулась дальше. Но немцы позже смогли организовать оборону станции, и ее окончательно брали силами двух бригад, нашей 52-й гвардейской ТБр и 53-й гвардейской ТБр генерала Архипова. Там еще пару часов шел тяжелый бой.
— Почему за Барут вам не дали звания Героя Советского Союза?
— А почему вы мне этот вопрос вообще задали? Откуда я могу точно знать, «почему не дали»?.. Сначала сказали, что как минимум пять человек из моей роты, включая меня, обязательно получат Звезды Героев, конкретно за бой на станции Барут и за дальнейшие городские бои в Берлине. Мол, наградные листы уже оформлены и посланы на утверждение к Рыбалко. А потом… на эту тему никто больше ничего не говорил. Нам вообще никогда не сообщали, кто к какой награде представлен и какова дальнейшая судьба наградных реляций. За Берлин мне вручили орден Александра Невского, как говорится — и на том спасибо… А могли бы и вообще «забыть», как нередко бывало. Лет через тридцать после войны была встреча ветеранов 3-й танковой армии в Гродно. Цветы, пионеры, собрание в актовом зале, все как заведено и положено в те годы. Вдруг кто-то из ветеранов, из другого танкового корпуса, поднимается с места и спрашивает у нашего комбрига Людвига Куриста: «А за что вас удостоили звания Героя?» Комбриг замялся, бедный, не знает, что в ответ промычать, ведь в зале полно танкистов из его бригады сидит, сбрехать не получится. Наступила пауза. Я встал и сказал: «Курист не знает, за что он получил звание Героя, так же, как танкисты моей роты не знают, а почему они этого звания не получили». Я не считаю, что поступил жестоко. А то привыкли начальники на крови простых танкистов себе карьеру делать и грудь орденами обвешивать… Надеюсь, хоть в ту минуту Курист о своей совести вспомнил…
— А как проявил себя Курист в должности комбрига?
— Не так просто ответить на этот вопрос, поскольку мне есть с кем сравнивать… Подполковник Курист, эстонец из Ленинграда, но выросший на Урале, был неплохой штабник и организатор, но как танковый командир он был «среднестатистическим». Всю войну он провел на должностях комбрига. Есть поступки, которые ему можно поставить в заслугу, но общее впечатление — звезд с неба не хватал, но на грудь Звезду Героя «словить» — сподобился.
— Кто из танковых командиров пользовался доброй славой в экипажах?
— Безусловно, наш командарм Рыбалко, комкор Митрофанов, генерал Новиков, комбриг Драгунский. Маленькая ремарка. Танкисты «со стажем» неплохо разбирались, кто из командиров чего стоит, и могли дать трезвую оценку действиям своих командиров… Я и так о многом сегодня вынужден умолчать, поверьте мне…
— Расскажите о командном составе бригады, об офицерах вашего батальона.
— Как я уже сказал, комбриг — Курист Людвиг Иванович. Замполит бригады Лесной Михаил Лукьянович, ничем мне особо не запомнился. Зампотех бригады по фамилии Дикий, был родом из Харькова и оставил о себе очень хорошее впечатление. Свое дело он знал отлично. Зампотылу у нас был майор Пивоваров Александр Григорьевич, к нему претензий нет, мы всегда были сыты, одеты и всем обеспечены сполна. Начальником службы ГСМ у нас был Егоров, прекрасный парень и умница. Начальником штаба бригады был подполковник Гольдберг, а после его гибели в конце января 1945 года на эту должность пришел Василий Иванович Баренцев, очень приятный и культурный человек. Замом по строевой был майор Баутин, убит в Берлине. Запомнились еще из штабных офицеров — заместитель начальника политотдела Скопинцев и капитан Сергей Аргеландер, ветеран бригады, состоявший при комбриге в качестве офицера связи и «для особых поручений». Мы с ним много общались в Харькове после войны. Мотострелковым батальоном командовал майор Кузьмин, пожилой и солидный. Танковыми батальонами командовали Голомидов, харьковчанин с четырьмя орденами БКЗ на груди, и Шапаров, но я их плохо запомнил. А моим 1-м батальоном командовал Степан Гусев, родом откуда-то с Севера, по-русски говорил с каким-то непонятным акцентом. Его командирские качества, скажем мягко, оставляли желать лучшего, и комбриг мечтал от него избавиться. Весной сорок пятого комбриг «сплавил» его на отдых во фронтовой санаторий, а назад потом в бригаду не принял. На его место был назначен Ваня Соболев, умный и смелый офицер, родом из Белоруссии. Был у нас еще хороший, толковый парень, заместитель комбата. Погиб он глупо в самом конце войны. Начальником штаба батальона был Иван Кузьмич Пех, а замполитом у нас был капитан Дроботов. Редкий был политрук, смелый, грамотный. И человек душевный и порядочный.
— Кроме Дроботова хороших политруков на войне не довелось встретить?
— Да вот почему-то не везло мне на комиссаров. Часто был с ними в конфликте. Возможно, тому причиной и мой прямолинейный характер. Всегда говорил людям в лицо все, что о них думаю, дипломат из меня никудышный, хвостом вилять перед комиссарами жизнь так и не научила. Помню своего политрука роты во время службы в Иране. Полуграмотный человек, по фамилии Бердников. Ни на один наш вопрос толком ничего ответить не мог. Так кто бы такого политрука уважал? Сам я в партию вступал за час перед боем, под Сталинградом. Но я и без партийных агитаторов знал, за что я воюю, и всегда верил в нашу победу. Даже в самые страшные дни в 1942 году. Верил! Там же, зимой, произошел один эпизод с замполитом батальона. В районе села Покровское комбат поставил мой взвод в заслон. Появляется комиссар и отдает мне приказание: «Поменяй позицию, переставь танки». Отвечаю ему: «Без приказа комбата свои танки из заслона не отведу!» Он начал меня материть, угрожать, достал пистолет из кобуры и на меня его направил. Я с башни спрыгнул, с маленьким ломиком в руке, и этой железякой огрел комиссара по кисти руки. Пистолет упал на снег. Я забрал его оружие и сказал: «Вали отсюда на… дорогой ты мой товарищ политрук». Он побежал жаловаться комбату Данилову. Майор Данилов лично пришел ко мне забирать «комиссарский» пистолет и сказал: «Молодец, Маслов. Правильно все сделал». Прислали как-то нового замполита. Появляется во время затишья: «Маслов, мы хотим тебя к ордену представить». — «Не за ордена воюю». — «Ну так сиди без награды». — «Вы, товарищ комиссар, главное, себе не забудьте очередной орденок на грудь прицепить». — «Ты, Маслов, за меня шибко не переживай». А что за него переживать. Он получил свой орден, а мне дали, как бы в насмешку, медаль «За боевые заслуги». Напрашивается вопрос — кто из нас двоих ходил в атаки и горел в танке, а кто в теплой штабной хате лозунги выкрикивал? Судя по врученным наградам, комиссар воевал, а я на гармошке в тылу поигрывал… Справедливо… Или вот случай под Харьковом. Мы воевали в Двухречном районе, возле совхоза № 10. Один молодой лейтенант выскочил целым из подбитого танка, и его, чтобы малость оклемался от пережитого, перевели в тыл батальона. Все равно на тот момент «безлошадных» танкистов было намного больше, чем «свободных вакансий» в экипажах. То ли померещилось лейтенанту, то ли нервы у него сдали, но вдруг он начал кричать: «Немцы! Танки!» Началась паника. Тут появляется наш комиссар и начинает «борьбу с паникерами». Отдает приказ комендантскому взводу под командованием пожилого мужика Воробьева расстрелять лейтенанта-танкиста. И ведь расстреляли… Ни за «хрен собачий». Просто так. Для «наглядности». И не «особист» приказ отдал, а наш замполит… Так что вы от меня хотите, как я должен к ним после этого случая относиться? Я и без кнута от комиссаров-соглядатаев спокойно воевал. Любил свою Родину и жизни ради нее не жалел.