— Именно, — подтвердил Иртеньев и, чтобы скрыть волнение, притворно зевнул.
Однако Ревекка тут же оставила русскую тему и с искренним интересом спросила:
— А что больше всего ты сейчас хотел бы посмотреть в Америке? Ведь наш стимер скоро будет в Нью-Йорке.
— Если честно, — Иртеньев сделал вид, что думает, — мне кажется, люди вот-вот научатся летать, и я слышал, в Америке, какие-то братья Райт уже добились успеха. Это правда?
— А-а-а, «Летающие братья»… — с некоторым разочарованием протянула Ревекка. — Наши газеты пишут об их чудачествах.
— Почему, чудачествах? — удивился Иртеньев.
— Да потому, — пояснила Ревекка, — что что-то такое они действительно соорудили, но, скорей всего, это просто цирковой трюк. К тому же они никому ничего не показывают. Во всяком случае, ни фотографий, ни зарисовок их аппарата наши газеты не печатали. Так что их ещё называют «лгущие братья»…
— Даже так?.. Жаль, жаль… — Иртеньев покачал головой. — Ну, тогда я не знаю, что и смотреть…
— А хочешь, я сама покажу тебе Америку? — оживилась Ревекка.
— Это, каким же образом? — Иртеньев улыбнулся и ласково взял женщину за руку.
— Я предлагаю путешествие по «Юнион Пасифик». [30]
— Ну, предположим, я соглашусь, а куда дальше?
— А потом дальше, со мной, в Японию. Ты знаешь, я получила очень заманчивое предложение…
Ревекка что-то ещё увлечённо говорила, но полковник Иртеньев её уже не слышал и захваченный врасплох предложением, растерянно разжал пальцы, только что нежно сжимавшие мягкую ладошку женщины…
* * *
Как ни странно, но знаменитая Статуя Свободы не произвела на Иртеньева большого впечатления. Признаться честно, больше его поразило, как огромный город словно выплыл из вод океана, залив наполнился всяческими судами, берег — домами, а над водой повис грандиозный мост, под которым легко проходили огромные пароходы.
Скорее всего, так получилось потому, что его мысли в тот момент никак не совпадали с мыслями других пассажиров «Кайзера», густо повалившими на палубы парохода задолго до подхода к гавани. И уж совершенно точно то, что думали его соседи по первому классу, никак не походило на чаяния эмигрантов, оказавшихся на «Кайзере» в невероятном количестве.
Некоторое время Иртеньев с недоумением поглядывал на нижнюю палубу, где вдоль бортов, напряжённо вглядываясь в открывающуюся панораму, молча стояла толпа людей в самых разнообразных одеяниях.
К своему удивлению, полковник отметил среди столпившихся там внизу не только огромное количество простых рабочих кепок, но и меховые безрукавки жителей Австрийской Галиции, и даже такие знакомые малороссийские свитки.
Выходит, что, пока он проводил время с Ревеккой, там, глубоко внизу, где-то в третьем классе, где наверняка нет никаких отдельных кают, музыкальных салонов и шикарных столовых терпеливо ждали прибытия в Америку его земляки…
А вообще-то день оказался весьма суматошным, и полковник был очень благодарен привычной к такому ритму Ревекке, взявшей все хлопоты, связанные с прибытием на себя, так что самому Иртеньеву осталось только послушно следовать за своей энергичной подругой.
Благодаря стараниям Ревекки полковник, относительно быстро закончив формальности, выбрался из порта, и они вдвоём на обычном наёмном кебе въехали в подавивший Иртеньева своими размерами гигантский город.
Из-за необычно высоких зданий улицы казались чрезмерно узкими, а городской шум, создаваемый густой толпой, надземкой и громадным числом новеньких автомобилей вперемешку с обычными экипажами, казалось, только усиливался, многократно отражаясь от стен.
Стремительная смена обстановки угнетающе подействовала на полковника, и он без возражения согласился остановиться в выбранной Ревеккой мрачноватой гостинице.
Правда, сначала у него мелькнуло желание воспротивиться и подобрать что-либо посолиднее, но когда Иртеньев узнал, что за снятый ими двухкомнатный номер на втором этаже придётся платить чуть ли не сто долларов в неделю, он только крякнул и промолчал.
Бросив нераспакованные вещи, Ревекка немедленно умчалась, однако Иртеньев был ей даже благодарен за такую стремительность. И хотя подруга извинялась, что пока бросает его одного, полковник, наоборот, оставшись в номере, почувствовал некоторое облегчение.
Признаться, на самом деле впервые оказавшись в Америке, да ещё сразу в Нью-Йорке, Иртеньев всё ещё ошарашенно смотрел на этот заокеанский гармидер. И только сейчас, когда, стоя у гостиничного окна, он разглядел в окне противоположного здания самый обыкновенный фикус, полковник явственно осознал, что и здесь тоже живут люди.
Мысли Иртеньева причудливым образом вернулись назад, к доставившему его сюда «Кайзеру», и он почему-то подумал о том, как сейчас обустраиваются здесь его земляки, те самые, в безрукавках и свитках, если даже на него, казалось привыкшему ко всему, Новый Свет подействовал таким удручающим образом.
Впрочем, сейчас Иртеньеву надо было подумать совсем о другом, и, мало-помалу обретая обычное спокойствие, он принялся напряжённо собирать вместе все те мелочи, которые накопились за последние полторы недели.
Теперь, по прошествии какого-то времени, полковник мог оценивать случившееся более или менее трезво, и его прежде всего насторожила та стремительность, с которой произошло их сближение с Ревеккой.
Конечно, по крайней мере с его стороны вспышка страсти имела место, и, пожалуй, первое время он считал, что с его дорожной подругой происходит что-то подобное, но два небольших момента заставили полковника предположить нечто иное.
Как ни странно, но толчком к возникновению недоверия послужила фраза Ревекки про «не кажи гоп». Конечно, всё в достаточной степени объяснимо, иначе и быть не может, но, с другой стороны, можно предположить и глубоко скрываемое отличное знание языка.
И вот этой мелочи полковнику было достаточно, чтобы всё происходящее он начал рассматривать в совершенно ином свете, а предложение Ревекки посетить вместе с ней Японию и вовсе выбило Иртеньева из колеи.
Сейчас ему предстояло решить, или это всё — простое стечение обстоятельств, и он может продолжать действовать по намеченному плану, или где-то произошёл сбой, и к нему приставлен обаятельный и потому втрое опасный соглядатай.
Итак, стоя у окна, полковник настолько глубоко задумался, что перестал замечать и противоположное здание, и забитую экипажами стрит, видел только как точку сосредоточения маячивший за чужим окном фикус.
Полковнику Иртеньеву надо было решать. Если верно первое предположение, он может попытаться через Ревекку кое-что разузнать, а вот если второе… Да, тогда остаётся только один выход: немедленно подхватить свой чемодан и без следа раствориться в уличной толпе…