Я смотрел на нее во все глаза. Сейчас передо мной была настоящая Ходящая, а не перепуганная девчонка. Перемена оказалась просто разительной. Другой голос, другая осанка, другой взгляд.
Рандо кивнул:
— Простите, госпожа Рона. Разумеется, вы справедливы.
Девушка обратила гневный взгляд на Проклятую.
— Простите, милорд. Не хотел вас оскорблять, — сказала Тиф, естественно не чувствуя за собой никакой вины.
Ее глаза смеялись. Судя по всему, случившееся порядком забавляло Тиа, и она, незнамо почему, решила подыграть Ходящей.
Рыцарь кивнул, не желая продолжать конфликт.
— Я был в этих местах, — неожиданно сказал Га-нор. — Оживленные территории чуть восточнее. Там много трактов от Облачных пиков, Обетованного края и Окни. А к Фальцу можно выйти напрямик. За день. Минуя дорогу. Через холмы.
Он указал на северо-восток:
— В горах полно троп. Места дикие. Нас никто не увидит.
Мы с Целителем переглянулись.
— Поддерживаю северянина, — сказал я.
— Вот так, собака! — поставил точку в разговоре Юми, и мы начали сворачивать лагерь.
Большую часть дня пришлось идти без всякой тропы по низеньким холмам, у основания заросших чахлым вереском. Погода улучшилась, небо очистилось, выглянуло солнце, но ветер дул холодный.
К вечеру наш отряд оказался в светлом лиственном лесу. Мы прошли по нему около нара и решили разбить лагерь.
— Квада собрался? — добродушно спросил у меня Гбабак, видя, что я взялся за лук.
— Пойду поохочусь. Да и ты ел последний раз дней пять назад.
— Четыре, — улыбнулся блазг. — Твой обо мне не беспокваиться. Я могу не есть неделю, и не страшно. Но спасибо за заботу.
— Вот так, собака.
— И от Юми тоже.
— Пока еще не за что. Буду к ночи.
— Помощь нужна? — поинтересовался Кальн, слышавший наш разговор.
— Нет, — отказался я.
— Ну как знаешь, — ничуть не расстроился светловолосый рыцарь, подбросив на ладони кости. — Тогда пойду обую Лука на пару монет.
Роны и Шена в лагере не было. Они, как всегда, отправились гулять по окрестностям. Га-нор и Рандо спали, Лук устраивался для азартной игры. К нему уже присоединился Кальн. Тиф проводила меня долгим взглядом, но не стала спрашивать, куда я направляюсь.
Дичь здесь была. Следов я видел довольно много, но все они были оставлены день или два назад. Свежих пока не попадалось. Я не стал возвращаться в холмы, держался леса, пока не нашел подходящую звериную тропу. Она вела к водопою — маленькому озеру в небольшом чашеобразном углублении, куда стекал вялый ручеек.
Встав недалеко от тропы, так чтобы открывался хороший обзор на прогалину, но ветер не мог меня выдать, я замер. Приходилось сохранять полную неподвижность, быть одновременно расслабленным и внимательным. Стать лесом, почувствовать каждый неопавший листик, каждую травинку. Раствориться в окружении, превратиться в невидимку.
Рыжим осенним хвостом махнула и исчезла в зарослях игривая лиса, затем к озеру пришли два тура. Огромные быки долго и жадно пили воду, шумно фыркая и тряся мохнатыми головами, а затем удалились на юг, с треском продираясь сквозь подлесок. Я оставил эти горы мяса в покое. Убить стрелой такую тушу — верх случайности. А проблем потом не оберешься. Когда туры звереют, убегают даже медведи.
Наконец я увидел оленя. Он вышел из зарослей и понюхал воздух, а затем осторожно направился к воде, то и дело останавливаясь и прислушиваясь.
Когда зверь в очередной раз замер, я выстрелил. Но едва стрела отправилась в полет, что-то испугало животное. Оно дернулось, и я попал на два пальца ниже, чем планировал. Раненый олень бросился прочь.
Немного подумав, я все-таки решил пойти по следу. Что зверь умрет, у меня не было никаких сомнений. Я видел, куда попала стрела. Рано или поздно он упадет от потери крови.
След был четкий и вел на северо-восток, уводя от холмов. Капли крови, попадающиеся мне на тропе, а также на ветках и листве, обнадеживали, хотя олень пока еще был полон сил и поэтому несся не останавливаясь.
Я перешел с быстрого шага на легкий бег, по пути внимательно изучая землю и траву. Животное меняло направление, но, судя по всему, наконец-то начало слабеть. Несколько раз оно замирало, а затем вновь бросалось прочь. Олень уже довольно далеко увел меня от лагеря, и мне все чаще и чаще приходила мысль, что пора возвращаться. Если бы не упрямство, я бы бросил погоню.
Продолжая идти вперед, я слушал лес, наблюдал и одновременно думал… обо всем. О Ласке, о Роване, о разрушенной цитадели, о войне, в которой нет никаких перемен, и об этой осени, которую я не должен был увидеть… Последнее время мне часто приходила мысль, что правильнее было бы остаться лежать в степях, там же, где покоится мое солнце.
Стремительно смеркалось, стало еще холоднее. Я натянул перчатки, застегнул куртку на все пуговицы и поднял воротник. Незнамо откуда появившийся в такую стужу туман плескался у самой земли, облизывая мои ботинки. С каждой минкой становилось ощутимо темнее, и я дал себе зарок — если через четверть нара ничего не изменится, возвращаюсь назад. И быстро.
Ясное, глубокое осеннее небо неожиданно стало непроглядно черным. Я обернулся. Из-за древних, заросших чахлым вереском холмов выбралась полная луна. Она не спеша, точно старуха по ступенькам, взбиралась все выше и выше, освещая окрестности ровным, золотистым светом.
Я вздрогнул, узнавая это место. Резко обернулся, и волосы на голове встали дыбом, а по спине разбежались мурашки. Передо мной лежало огромное кладбище, завершавшееся возле мрачного, похожего на терновый частокол леса.
Мой старый кошмар стал реальностью.
Наплевав на оленя, я ринулся прочь. Мне совершенно не улыбалось шляться ночью по погосту.
Но судьба распорядилась иначе. Продравшись сквозь заросли, нырнув в лес и пробежав ярдов сорок, я внезапно оказался на уже знакомой тропинке, вьющейся среди могил. За спиной были освещенные луной холмы, впереди грозно высился лес, по земле полз туман.
— Это не может быть сном! — не слишком уверенно пробормотал я и метнулся обратно к спасительным холмам, но передо мной каждый раз оказывались могилы. Я все дальше и дальше заходил на кладбище.
Стараясь держать себя в руках, я остановился. Хватит бегать. Паника и суета еще никому не помогали. Ясно, что чем быстрее я бегу, тем в большей заднице оказываюсь. Муха бьется и все сильнее и сильнее запутывается в расставленной паутине.
Вокруг лежали опрокинутые памятники, расколотые гранитные плиты и зияли развороченные могилы.
Делать нечего. Надо добраться до леса. Как и тогда. Во сне. Быть может, по его границе я смогу выйти из зачарованного круга.