— Почему невозможно, Марлена? Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, а меня не будет рядом, чтобы тебе помочь.
— Но со мной ничего не случится. И даже если вдруг что-то произойдет, что ты сможешь сделать? К тому же ты так боишься Эритро, что от тебя можно ожидать чего угодно. А если чумой заразишься ты? Ты думаешь, я себе это прощу?
— Юджиния, она права, — вмешался Генарр. — Я буду рядом с Марленой, а тебе лучше оставаться здесь и спокойно ждать нашего возвращения. На всех защитных костюмах есть радио. Мы с Марленой сможем переговариваться и будем постоянно поддерживать связь со станцией. Обещаю, если в поведении Марлены появятся малейшие странности или у меня только возникнет такое подозрение, я тотчас же доставлю ее на станцию. Я сразу же вернусь вместе с Марленой и в том случае, если почувствую какие-то аномалии у себя. Юджиния недоверчиво покачала головой. Она с неодобрением наблюдала, как закрепляли шлем сначала у Марлены, потом у Генарра. Все трое находились вблизи главного воздушного шлюза станции.
Юджиния хорошо знала, как работает шлюз: едва ли можно быть поселенцем и не знать этого. Шлюз включал сложную систему регулирования давления, которая обеспечивала плавную перекачку воздуха со станции наружу и препятствовала проникновению воздуха планеты на станцию. Управляемые компьютерами приборы непрерывно контролировали отсутствие течей. Потом открылась внутренняя дверь шлюза. Генарр вошел в него и знаком пригласил Марлену. Она последовала за ним, затем дверь закрылась. Юджиния больше не видела ни Генарра, ни дочери; она почувствовала, как от страха у нее на секунду остановилось сердце. По контрольным приборам она без труда поняла, когда открылась, а потом снова закрылась внешняя дверь шлюза. Сразу ожил головизионный экран; на нем появилось изображение двух человеческих фигур в защитных костюмах, стоявших на поверхности Эритро.
Один из инженеров передал Юджинии небольшой наушник; она закрепила его у правого уха. Столь же крохотный микрофон был укреплен и у нее над головой.
В наушниках прозвучало «радиосвязь включена», и сразу же Юджиния услышала знакомый голос Марлены:
— Мама, ты слышишь меня?
— Да, дорогая, — ответила Юджиния. Она не сразу узнала собственный голос.
— Мы на планете. Здесь чудесно. Лучше быть не может.
— Да, дорогая, — автоматически повторила Юджиния. Ее мучила одна мысль — не последний ли раз только что она видела свою дочь в здравом уме?
Ступив на поверхность планеты, Зивер Генарр ощутил какую-то странную беззаботность. За его спиной возвышалась наклонная стена станции, но ему не хотелось смотреть на это чуждое планете сооружение. Почему-то казалось, что станция портит аромат планеты. Казалось бы, о каком аромате планеты может идти речь? Бессмысленно говорить об этом, если ты защищен герметичным костюмом и дышишь воздухом станции или по крайней мере воздухом, очищенным на станции. В защитном костюме невозможно уловить ни вкус, ни запах окружающей атмосферы.
И тем не менее Генарра переполняло странное ощущение счастья. Под его ногами похрустывал грунт планеты. Он представлял собой мелкий гравий, между частицами которого располагался материал, очень напоминавший земную почву. Вероятно, когда-то планету покрывали скалы, но за миллиарды лет вода и воздух, недостатка в которых здесь никогда не было, а возможно, и несметные полчища вездесущих прокариотов, сделали свое дело и превратили древние скалы в гравий и песок. Днем раньше здесь прошел дождь, обычный для этого района Эритро мелкий моросящий дождь, поэтому под ногами было мягко и влажно. Генарр почему-то подумал о частицах грунта, этих крохотных песчинках, каждая из которых покрыта водной пленкой, подпитанной и обновленной недавним дождем. В этих пленках беззаботно жили прокариотические клетки; они впитывали энергию Немезиды и строили из более простых веществ сложные белки. Для других прокариотов, равнодушных к лучистой энергии звезды, источником энергии служили останки прокариотов первого типа, несчетные мириады которых рождались и умирали каждую минуту. Стоявшая рядом Марлена подняла голову и поглядела на небо. Генарр мягко предупредил:
— Марлена, не смотри долго на Немезиду. В наушниках голос Марлены звучал совершенно естественно, спокойно и радостно, в нем не чувствовалось ни напряжения, ни страха.
— Я смотрю на облака, дядя Зивер.
Генарр тоже взглянул на небо. Если прищуриться, на темном небе можно было заметить слабое зеленовато-желтое свечение, на фоне которого плыли красивые перистые облака — признак хорошей погоды. В свете Немезиды эти облака казались оранжевыми. На Эритро царила странная, непривычная для человека тишина. Здесь не было ничего, что могло бы звучать, здесь никто не щебетал, не пел, не ревел, не мычал, не стрекотал. Здесь не было листьев, которые могли бы шуршать, не было и жужжащих насекомых. В редкие штормы иногда гремел гром или шумел ветер, наткнувшись на случайный валун (конечно, если ветер был достаточно сильным). В хорошую же погоду на планете стояла полная тишина.
— Марлена, у тебя все в порядке? — спросил Генарр больше для того, чтобы самому убедиться, что во всем виновата тишина планеты, а не внезапно поразившая его глухота. (Конечно, оглохнуть он не мог: слышал же он собственное дыхание.) — Все отлично. А здесь ручеек. — И Марлена ускорила шаг, даже неуклюже побежала, насколько ей позволял защитный костюм.
— Марлена, будь внимательной. Не поскользнись, — предупредил Генарр.
— Я буду осторожной, — отозвалась девочка. Увеличившееся расстояние не отразилось на громкости ее голоса, переносимого радиоволнами.
Неожиданно в наушниках Генарра зазвучал голос Юджинии:
— Зивер, почему Марлена бежит? — и почти без паузы:
— Марлена, почему ты бежишь?
Марлена не потрудилась ответить, а Генарр сказал:
— Юджиния, она просто хочет посмотреть на ручеек где-то впереди.
— С ней все в порядке?
— Конечно. Здесь фантастически красиво. Когда немного привыкнешь, планета уже не кажется мертвой, скорее она напоминает полотно абстракциониста.
— Зивер, оставь живопись в покое. Не разрешай Марлене уходить от тебя.
— Не беспокойся. Я постоянно поддерживаю с ней связь. Она и сейчас слышит наш разговор. Если она не отвечает, значит, не хочет, чтобы ее отвлекали по пустякам. Юджиния, успокойся. Марлена счастлива. Не отравляй ей радость.
Генарр и в самом деле был уверен, что Марлена счастлива. В какой-то мере и он разделял ее радость.
Девочка бежала рядом с ручейком вверх по течению. Следовать по пятам за ней казалось Генарру лишним. Пусть порадуется, подумал он. Станция была построена на выходе скалистого пласта, но здесь местность пересекало множество спокойно бегущих ручейков, которые примерно в тридцати километрах от станции сливались в довольно широкую реку, а еще дальше эта река впадала в море. Обилие ручейков было удобно для жителей станции. Они давали станции воду. Конечно, ее предварительно очищали от прокариотов. (Точнее, в ней убивали всех прокариотов.) Когда станция еще только строилась, некоторые биологи возражали против уничтожения прокариотов, но это было, конечно, просто смешно. На планете этих крохотных живых существ было такое множество и они размножались так быстро, что очистка воды для станции не могла нанести никакого вреда всей популяции. Численность прокариотов очень быстро восстанавливалась. А после эпидемии чумы, породившей смутно-враждебное отношение человека к планете, судьба прокариотов уже больше никого не беспокоила. Конечно, теперь, когда чума уже не казалось такой страшной, защитники прокариотов снова могли поднять голос. Генарр понимал их, но откуда же еще брать воду для станции?