– Вы приказали мне расставить нужные фигуры так, чтобы через три хода белые поставили мат черным? Я правильно вас понял?
– Правильно… – совершенно ошеломленный, ответил Франсуа.
– Говорите громче, чтобы слышали! – потребовал Мессинг.
Вы поняли меня правильно! – прокричал Франсуа. Он все еще находился у самой сцены, но теперь медленно пошел по проходу к тому ряду, где стоял Мессинг.
Мессинг стал одну за другой снимать маленькие фигурки с поля и протягивал их Пьеру, приговаривая.
– Возьмите, пожалуйста… и эти фигурки возьмите… и эти тоже…
Многие в зале вставали, чтобы получше видеть, многие подходили по проходу, и скоро вокруг Мессинга собралась толпа. Все смотрели, затаив дыхание.
Наконец на маленькой доске осталось всего несколько фигур. Пальцы Мессинга нерешительно трогали то одну, то другую фигурки, переставляли их, замирали, снова переставляли… Голова его с завязанными глазами в это время была запрокинута, словно он смотрел в небо.
А пальцы медленно ставили одну фигуру., другую… Затем передвинули коня с черной клетки на белую… поставили белого ферзя на черную клетку, затем переместили на две клетки вперед… Постепенно на маленьком шахматном поле стала выстраиваться определенная позиция.
Франсуа протиснулся сквозь толпу и встал рядом со своим приятелем Пьером, глядя на Мессинга.
У того на лбу выступили крупные капли пота, губы крепко сжались, резче обозначив глубокие морщины у рта.
Наконец на доске была выстроена определенная позиция.
– Смотрите, Франсуа, – сказал Мессинг. – Белая ладья забирает черную пешку, потом черный конь прикрывает удар от белого ферзя по шестой вертикали… и белая ладья объявляет черному королю мат… Правильно я понял ваше задание?
Не совсем, – смущенно проговорил Франсуа. – Черный конь атакует белую ладью, бьет ее, но белый ферзь ходом по диагонали объявляет черному королю мат… Но все равно – это просто необъяснимо! Это черт знает что! – громко выговаривал Франсуа.
– Ничего подобного в жизни не видел, – проговорил его приятель Пьер. – Дьявольщина какая-то!
– Я выполнил ваше задание, мсье Франсуа? – громко спросил Мессинг.
– Да, конечно! Господа, это просто какие-то чудеса! Я даже не знаю, как это объяснить! – выкрикивал Франсуа, а публика вокруг теснилась, пытаясь рассмотреть маленькую, крохотную доску, и многие начали аплодировать.
– Мсье Мессинг, вы великий человек!
– Умоляю, мсье Мессинг, расскажите, как вы это делаете?!
– Волшебник из сказки! Волшебник!
– А может, злой колдун?!
Под эти возгласы Мессинг пробрался к сцене, быстро поднялся на нее и скрылся за кулисами.
Он лежал на кушетке в кабинете директора театра с мокрой повязкой на лбу. Врач только что измерил Мессингу давление и теперь укладывал тонометр в портфель.
– Давление стабилизировалось… несколько учащенный пульс, но это понятно – после такого напряжения… Вообще удивляюсь, мсье Мессинг, как вы еще на ногах держитесь?
– Видите – я на них лежу… – негромко пошутил Мессинг.
Цельмейстер и Кобак сидели на стульях, Эрих Ганусен расхаживал по кабинету. Директор театра мсье Марешаль сидел за письменным столом и молча барабанил пальцами по столу.
Доктор накапал в мензурку несколько капель, добавил несколько капель из другого пузырька, протянул Мессингу:
– Выпейте…
Мессинг взял мензурку, выпил, сморщился:
– Ужасная гадость…
Доктор убрал мензурку в металлическую коробку, потом – в портфель, сказал:
– Полежите. Все будет хорошо. Вы человек крепкий, сердце здоровое – так что еще поживете… – доктор ободряюще улыбнулся и вышел из кабинета.
– Так вот, Вольф, я тебе говорю! – тут же заговорил Ганусен. – Чтобы разогреться, я всегда вначале использую подставных лиц! А затем уже работаю сам! Вот спроси, пожалуйста, господина Марешаля!
– Да, у нас так не раз бывало, – кивнул директор Марешаль. – Кто мог подумать, что случится такой вот казус! Просто позор на весь Париж…
– На всю Европу.. – пробормотал Кобак. – Завтра во всех газетах напишут…
– Неужели вы не понимаете, мсье, что это мошенничество чистой воды! – вспылил Цельмейстер. – На то, что вы сами будете в дерьме, – мне наплевать! Но вы поставили под удар безупречную репутацию господина Мессинга!
– Наоборот! – улыбнулся Ганусен. – Я предоставил ему возможность проявить себя во всем блеске! Подсознательно я имел в виду подобную ситуацию и сознательно пошел на нее! Удача Мессинга на фоне моей неудачи заблистала еще ослепительнее! Вы увидите, какие завтра будут восторги в газетах! Я уверен, уже сейчас весь Париж говорит об этом выступлении! – Ганусен победно вскинул голову и оглядел присутствующих.
– Боже мой, я был уверен, что самый беспринципный человек на свете – это я, но оказывается.
есть мерзавцы похлеще… – вздохнул Цельмейстер и покачал головой.
– Вы жестоко пожалеете о своих словах, мсье Цельмейстер. – Ганусен злобно посмотрел на него.
– Хотелось бы знать когда – я приготовлюсь, – ответил Цельмейстер.
– Господа, господа, перестаньте пикироваться, – миролюбиво проговорил директор Марешаль. – Благодарение Богу, все закончилось благополучно. И я надеюсь, следующее выступление мы отменять не будем? Я предполагаю, что публика будет штурмовать театр, как восставший народ-Бастилию… – И директор негромко рассмеялся.
– Не знаю, не знаю… – ответил Цельмейстер. – Вы же видите, в каком состоянии мсье Мессинг. Какого напряжения сил ему стоило это выступление. Раньше он не делал ничего подобного… И между прочим, господин Ганусен, он пошел на это, чтобы спасти вашу репутацию!
– Господа, господа, прошу вас, не ругайтесь! – поднял вверх руки Марешаль. – Я понимаю и отдаю должное мужеству и смелости мсье Мессинга. Он действительно герой! И я готов подумать об увеличении гонорара!
– Я думаю, об этом мы поговорим отдельно, – встрепенулся Эрих Ганусен. – На следующее наше выступление публика будет ломать двери!
– Наше выступление… – ехидно произнес Цельмейстер, подчеркнув слово «наше».
– Да, да, наше! Если бы не моя неудача, опыт Мессинга не прозвучал бы так выразительно!
– Ха-ха-ха! – театрально рассмеялся Цельмейстер.
Мессинг лежал на диване, на небольшой подушке. Голоса звучали отстраненно, словно возникали где-то далеко. Он устало закрыл глаза, и голоса удалялись, таяли…
– Хорошо, мсье Марешаль, на сколько вы могли бы поднять наши гонорары? – спросил Цельмейстер.
– На пять процентов.
– Мне смешно это слышать. Я просто сейчас умру от смеха. Эти пять процентов вы можете предложить заезжим фокусникам из итальянского цирка…