Корабль, внезапно покинутый экипажем, представляет собой примерно такое же веселое место, как заброшенное кладбище ночью. Ничто не выглядит более мертвым, чем вещи, оставшиеся на заброшенном корабле. Впечатление общего уныния только усиливалось от сознания того, что очень скоро за работу примутся заряды взрывчатки, которые уже закладывались, и все это отправится на океанское дно. Секунду Крюгер сочувственно смотрел на фотографию юноши. В рамке, между фотографией и стеклом, был заложен небольшой локон светлых волос. В другом месте он нашел полный комплект искусственных зубов, брошенных хозяином в стакане. Будучи внимательным и обязательным человеком, Крюгер тоже положил их в карман. Их владелец может оказаться на «Шеере», и в этом случае он будет счастлив получить назад свои зубы. Должно быть, в общем смятении он попросту про них забыл.
В другой каюте Крюгер нашел скрипку, гитару и балалайку. Их он тоже взял. Возможно, они пригодятся на «Шеере» — а если их владелец отыщется среди спасенных, он сможет взять себе один из инструментов, чтобы коротать время в ожидании мирных дней. На «Шеере» любили петь, а несколько членов экипажа были страстными музыкантами. Для сухопутных жителей, быть может, хороши и граммофоны, но только не для моряков. Моряки предпочитают живую музыку.
«Трайбзмен» был построен в 1938 году и отлично оснащен. Темный и зловонный полубак, на котором когда-то ютились нищие матросы, уступил место каютам на двух-четырех человек. Матросы размещались в передней части корабля, а механики и мотористы — в кормовой, откуда было рукой подать до машинного отделения. Кроме того, корабль располагал просторным и хорошо оснащенным лазаретом с большими шкафами для лекарств, однако совершенно пустыми — что, безусловно, огорчит хирурга «Шеера». Для грузового судна на «Трайбзмене» царили почти идеальные порядок и чистота, и все крашеные поверхности находились в отличном состоянии. Скрывшийся капитан, как видно, гордился своим кораблем.
Закончив обыск, абордажная команда собралась на палубе.
— Корабль заминирован? — спросил лейтенант Энгельс.
— Все готово, господин лейтенант, — раздалось в ответ.
— Хорошо. Взрывайте. У нас есть семь минут, чтобы сесть в шлюпки и отойти от корабля.
Уже в шлюпке, прежде чем отойти от корабля, Энгельс несколько раз пересчитал своих людей, дабы убедиться, что никого не осталось на борту. Он не забыл, что случилось на «Порт Хобарте». Но всякий раз у лейтенанта выходило правильное число, так что в конце концов они поплыли к «Шееру».
Когда они успели проделать около половины обратного пути, позади раздался глухой звук первого взрыва. Сначала взорвались заряды, заложенные в вентиляционных трубах и машинном отделении, вскоре за ними последовали другие, и вот уже в корпусе зияла огромная пробоина. Энгельс чуть ли не с укором посмотрел на унтер-офицера, которому было получено заложить взрывчатку, и тот чуть было не начал оправдываться, когда взорвался последний заряд. «Трайбзмен» стал немедленно погружаться, и через двадцать семь минут, когда все в целости и сохранности уже высадились на борт «Шеера», атлантические волны сомкнулись над ним. «Трайбзмен» был седьмым кораблем, который потеряла британская судоходная компания с начала войны: два судна затонули в Нарвике, третье затопил «Граф Шпее», еще три отправились кормить рыб, торпедированные немецкими подлодками, а седьмой жертвой стал рефрижератор общей вместимостью 6242 регистровые тонны, принадлежавший компании «Харрисон Лайн», максимальная скорость 13 узлов в час, вышел из Ливерпуля в Калькутту с грузом штучных товаров, как говорилось в судовом журнале «Трайбзмена». Груз состоял из электрических товаров, велосипедных запчастей, проводов, тканей, фотографических материалов, стеклянных изделий, лекарств и 2000 полных мешков почты, забрать которые не хватило времени. Главным получателем значился арсенал «Аллах Хабат» в Калькутте. Семьдесят восемь человек экипажа перешли на «Шеер». Все ли члены экипажа, которых недосчитались среди пленных, успели пересесть в моторный катер и скрыться, было неизвестно, и установить это не представлялось возможным.
«Трайбзмен» вышел из Ливерпуля 20 ноября и присоединился к конвою из двадцати одного корабля. 24 ноября конвой рассеялся, и «Трайбзмен» в одиночестве отправился к мысу Доброй Надежды, намереваясь его обогнуть. Вооружение судна состояло из одной 4-дюймовой пушки и одного пулемета. Капитан «Трайбзмена» знал о гибели «Порт Хобарта» в бою с немецким рейдером, но британцы полагали, что после этого рейдер вернулся в немецкие воды.
Из частных писем, найденных на борту, на «Шеере» узнали новости о положении в Англии, в них говорилось о неделях без сна. Автор одного письма рассказывал о том, что в окрестностях Ливерпуля были расквартированы поляки, и, по его словам, это отнюдь не обрадовало местных жителей. Хозяйки, в домах которых разместили поляков, как говорилось в письме, запрещали им появляться в гостиной.
На «Шеере» оказался второй помощник «Трайбзмена», и лейтенант Петерсен спросил, какого черта они там себе думали, когда полезли против тяжелого крейсера с одной-единственной пушкой.
— Сначала-то капитан подумал, что это немецкая подлодка, — ответил помощник. — Прожектор нас совсем ослепил, мы заметили только вспышку огня от предупредительного выстрела.
— Но во-первых, ни у одной подводной лодки не может быть такого мощного прожектора, — возразил Петерсен, — а во-вторых, разве вы не поняли, что имеете дело с надводным кораблем, по тому, как высоко он находился над водой.
— Наверно, вы правы, но нам столько твердили про подводные лодки, что мы даже не стали раздумывать. Конечно, скоро стало понятно, что мы ошиблись, но тогда мы подумали, что это вспомогательный крейсер, и решили так просто не сдаваться. Только потом в свете от разрывов мы более-менее разглядели ваш размер и силуэт. Мы поняли, что у нас ни малейшей надежды, и тогда капитан приказал прекратить огонь и покинуть корабль.
— Ваш радист отправил радиограмму?
— Ему было приказано в случае нападения немедленно радировать, не дожидаясь особого распоряжения, так что я не сомневаюсь, что так он и поступил.
Помимо затопления «Трайбзмена», одной из главных тем для обсуждения среди матросов «Шеера» были низкорослые индийцы. На следующий день каждый, кто мог улучить минутку, сходил поглазеть на них. Все они были худы, как щепки, в тот момент они собрались на палубе в носовой части корабля. Одни ходили взад-вперед, возможно, чтобы согреться; казалось, что им холодно. Другие сидели неподвижно, поджав ноги, словно каменный Будда, и не произносили ни слова. Третьи болтали между собой. Очевидно, при виде немецких моряков они больше не испытывали страха, но, заметив, что в окружении санитаров к ним идет корабельный хирург — по их меркам, настоящий великан, — они сбились в кучу, как куры, завидев в небе ястреба. Однако они снова успокоились, как только поняли, что этот богатырь с золотыми нашивками хочет только осмотреть их, поглядеть в горло и послушать сердце в тощей груди. Правда, во время осмотра каждый темнокожий ласкар заметно волновался, и его лицо тут же светлело, стоило только врачу отправить его в сторонку и перейти к следующему.