Если надо перепрыгнуть реку, Большой шеф обычно не колеблется, но прежде, чем совершить эффектный, но опасный прыжок, он всегда ищет брод. Поэтому вербовка Кэте сопровождается особыми мерами предосторожности. Во-первых, надо поглядеть на нее — но со стороны. Он велит Анне пригласить ее в ресторан, отделанный зеркалами. Сев за соседний столик, Треппер пристально вглядывается во все зеркала, надеясь заметить возможную слежку. Ничего подозрительного вокруг. Можно перейти ко второму этапу: встрече с Кэте. Она состоится на перроне метро с несколькими выходами. Кэте спрашивает Василия, как будет выглядеть ее собеседник и какой пароль она должна произнести. Василий не сообщает ни того, ни другого и объясняет, что партнер ее уже знает — девушка поражена. Но если Кэте окажется провокатором, она не сможет указать ищейкам гестапо на их жертву: ей придется ждать, пока Треппер сам не подойдет, ему ведь нужно время, чтобы осмотреть место встречи. Он велит Кацу проследить за Кэте, пройти за ней по пятам от дома до перрона. Если он заметит хвост, то незаметно предупредит шефа. В метро их агенты, расставленные в стратегических точках, ведут наблюдение на случай, если появятся господа в удлиненных плащах и тирольских шляпах. Встреча проходит великолепно; Кэте изъявляет желание работать. Третий этап: испытание. Ей велят достать печати, штемпеля, образцы почерков. Она приносит. Теперь ее уже считают агентом сети и поручают серьезные дела. Кэте добывает документы, но передает их не Трепперу. Он посылает за ними свою помощницу. Ее подстраховывает Кац. Помощница встречается с Кэте в метро и получает от нее завернутые в газету донесения, составленные доктором Клеефельдом. Потом по меньшей мере шесть часов гуляет по улицам перед возвращением домой. И все это время верный Кац ходит за ней по пятам. После этого она должна хранить документы у себя дома в течение трех дней; затем ее муж относит их Большому шефу…
Слишком сложная механика? Верно. Но если бы все руководители разведывательных групп действовали таким образом, нацистские бойни не были бы так переполнены.
Через Кэте Москва узнает о трудностях с рабочей силой, которые мешают осуществлению гитлеровских планов, и о предусмотренном способе их преодоления: обращении в рабство оккупированной Европы. Клеефельду известно все: сколько рабочих рук потребуется от каждой страны, как их будут использовать в Германии и — ценнейшие сведения — на какие промышленные предприятия будут отправлять в первую очередь. Очень скоро он будет докладывать о трудностях, связанных с вербовкой в Германию и массовым бегством в маки. Это важные сведения.
Однажды Василий Максимович рассказал Трепперу о своем затруднении (нам даже известно, что при этом он нервно пощипывал бородку, которой недавно стал обрастать его подбородок): над ним начинают посмеиваться. Поскольку его отношения с Маргарет никак официально не обозначены и похожи на вульгарную связь, злые языки скоро заговорят, что эта любовь далеко не платоническая. Репутация Максимовича может от этого пострадать, не исключено, что в скором времени его перестанут принимать в высшем парижском обществе. Треппер велел ему жениться, но Василий, поглаживая бородку, заметил, что время полной и безоговорочной капитуляции еще не пришло — гибкое отступление позволит занять позицию, на которой можно продержаться по меньшей мере несколько месяцев: помолвка. «И слава богу, — заметил русский, — что в нашем кругу между помолвкой и бракосочетанием не может быть и речи о физической близости».
Надо было сообщить обо всем этом в Москву. Большой шеф запросил разрешения на помолвку у Директора. И поскольку тот охотно благословил жениха, великосветский Париж был завален пригласительными билетами с гербом Максимовичей. Прием был роскошный: самые красивые и знатные русские девушки эмигрантки танцевали с самыми гордыми офицерами немецкого штаба в Париже; шампанское лилось рекой, и голубки получили поздравления от всех генералов из отеля «Мажестик».
Лето 1942 года ознаменовано провалом брюссельской и амстердамской сетей, но парижская цитадель, судя по всему, осталась неприступной. Недремлющие часовые и драконовские правила конспирации позволили ей выстоять.
Благодаря Гроссфогелю обеспечены условия ее существования. С десяток квартир или свободных комнат могут служить убежищем для подпольщиков: улица Эдмон-Роже, 3; набережная Сен-Мишель, 13; улица Варенн, 94; улица Фортюни, 6; проспект Ваграм, 78 и т. д.; есть еще домик в Везине и вилла в Вервье. Помимо этого существует даже тыловая база: замок Бийерон, куда приезжают больные или уставшие члены организации, чтобы собраться с силами, так что коммунисты-подпольщики и жены немецких офицеров бок о бок вдыхают здоровый воздух Берри. В то же время Бийерон, расположенный в нескольких километрах от демаркационной линии, для находящихся в опасности агентов является «дверцей» в свободную зону; местные проводники легко переправляют их туда. Между прочим, ферма Корбена, директора «Симекс» поставляет в изобилии птицу и яйца, а Тевене, акционер бельгийского отделения «Симекско», владелец сигаретной фабрики, продолжает обеспечивать Париж своей продукцией.
С точки зрения финансов дела идут превосходно. Чистая прибыль фирм «Симекс» и «Симекско» достигла 1 616 000 франков в 1941 году и 1 641 000 франков в 1942-м, с учетом того, что все затраты, связанные с деятельностью бельгийской, голландской и французской сетей, были включены в пассив этих двух компаний. Треппер ведет строжайший учет расходов, потому что, как любой глава советской сети, он знает, что должен представить финансовый отчет в Москве. Ему самому и его людям платят в долларах (доллар всегда был единицей денежных расчетов Центра). В 1939 году Большой шеф получал 350 долларов в месяц. Когда его жена с детьми вернулась через Марсель в Москву, эту сумму сократили до 275 долларов. Кенту, Аламо и Гроссфогелю платили сначала 175 долларов в месяц, затем 225. Но все агенты, независимо от ранга, с 22 июня 1941 года получают одинаковую зарплату в 100 долларов; идет война, и они считаются солдатами действующей армии. Разумеется, размеры служебных расходов не ограничены.
На первый взгляд эти расходы невелики. С 1 июня по 31 декабря 1941 года Брюссель обходится в 5650 долларов, а Париж — в 9421. С 1 января по 30 апреля 1942-го было затрачено 2414 долларов на французскую сеть, 2042 — на бельгийскую, тогда как Кент, находящийся в Марселе, получает на свою группу 810 долларов. С 1 мая по 30 сентября 1942 года расходы исчисляются во франках: 593 000 приходится на Францию, 380 000 — на Бельгию, 185 000 — на Кента.
Сюда входят лишь обычные расходы (зарплата агентов, аренда помещений и т. д.). Чтобы иметь точное представление о финансовом положении «Красной капеллы», следовало бы добавить суммы, предназначенные для подкупа немецких офицеров, оплату помолвки Максимовича, содержание замка Бийерон и т. д. Большой шеф мог тратить деньги без счета, поскольку суммы, переданные немцам, посредством «Семекс» и «Симекско» были вытянуты из немецких карманов. Третий рейх по сути содержит «Красную капеллу» подобно тому, как живой организм питает рак, его же разъедающий. И он содержит ее на такую широкую ногу, что в какой-то момент Центр подумывает о том, не назначить ли Большого шефа банкиром всех советских разведывательных групп на Западе…