— Вы, немцы, добросердечные люди.
Я посмотрел на него, толстого, сытого и, вероятно, самодовольного, и не мог удержаться от грубости:
— Было бы лучше, если бы вы давали людям больше еды на вашем корабле.
Оставив его стоять, я вернулся в рубку. Норвежское судно приблизилось настолько, что ясно различался национальный флаг на мачте. Я дал ему сигнал остановиться. Его борта теперь возвышались над нами, как утес. Мы передали: «Пожалуйста, возьмите на борт команду английского корабля». Норвежец ответил: «Готовы». Когда подошла их шлюпка, маленький кочегар, еще без сознания, первым был взят на борт, за ним последовал первый помощник капитана, еще раз отсалютовав перед уходом. Я поговорил с вахтенным норвежского судна и объяснил ему ситуацию. Показал ему спасательную шлюпку с «Боснии» и саму «Боснию», горевшую рядом. Именно тогда человек с «Боснии» прыгнул в воду. Возможно, капитан успел уничтожить документы. Я указал на него и попросил спасти его тоже. Мы подождали, пока норвежцы закончат спасательные работы. Это заняло довольно много времени. Наши сигнальщики нервно осматривали горизонт. «Босния» послала по радио призыв о помощи, а стоящее над горящим кораблем облако дыма может быть видно за сотни миль. Наконец, норвежское судно приспустило флаг и отплыло. Нам пришлось пожертвовать торпедой, чтобы покончить с «Боснией». Все хотели наблюдать за первой выпущенной торпедой, поэтому почти вся команда высыпала на палубу. Конечно, по фотографиям Первой мировой войны мы могли видеть, как взорванный пароход переворачивается в воде и быстро скользит на дно. Но то, что мы увидели, оказалось не так зрелищно, но произвело гораздо большее впечатление. После глухого взрыва огромные столбы воды поднялись высоко над мачтой и корабль просто разломился на две части, и они в несколько секунд скрылись в море. Несколько кусков дерева и пустые шлюпки — все, что от него осталось.
Мы бодро двигались на север, но прошло еще два дня, прежде чем встретили следующий корабль. Это опять оказалось английское грузовое судно водоизмещением около 3 тысяч тонн. Название «Гартавон», написанное большими белыми буквами, виднелось на его бортах. Мы всплыли за его кормой и послали предупредительный выстрел через его нос. Он отказался остановиться и послал по радио просьбу о помощи. Наш выстрел заставил радио замолчать. Команда бросилась к шлюпкам. Приятно было смотреть, как дружно они справляются со своей задачей. Никакого замешательства, ни одного лишнего движения. Все делалось даже быстрее, чем я видел на некоторых военно-морских учениях. Я с одобрением подумал, что на этом корабле отличная дисциплина. Как только шлюпки оказались на воде, команда начала грести равномерными быстрыми гребками. Отойдя на некоторое расстояние, они установили мачту и подняли парус. Я наблюдал за ними в бинокль. Красивое зрелище! Потом я повернулся к кораблю. И тут у меня кровь застыла. Покинутый командой «Гартавон» шел прямо на нас. Очевидно, перед тем, как покинуть корабль, они запустили двигатель и установили курс в нашем направлении в надежде, что он разрежет нас пополам.
— Полный вперед! — закричал я.
Пока заработали двигатели подлодки, пришлось пережить несколько неприятных мгновений. «Гартавон» подошел совсем близко, тень его парусов скользила по палубе. Наконец винты начали вращаться, и мы понеслись вперед. За нами пароход резал наш кильватер так близко, что волна от его носа захлестывала нашу корму. Холодная ярость охватила меня. Мы пошли за двумя спасательными шлюпками, которые быстро уходили от нас. Они шли под парусами и одновременно гребли, пытаясь убежать. Пока мы преследовали их, я твердил себе: «Не забудь, эти люди потерпели кораблекрушение». Догнав лодку капитана, мы остановились в каких-нибудь десяти ярдах.
Я схватил мегафон и крикнул:
— Капитан!
На корме встал тонкий светловолосый человек. Очень корректный капитан «Гартавона» казался офицером с головы до пят. Кроме него, в шлюпке был главный инженер. Сквозь его черную бороду сверкали белые зубы. Я был уверен, что именно он с согласия капитана направил корабль, чтобы таранить нас.
— Кто-нибудь остался на борту? — спросил я в мегафон.
Капитан поднес руки ко рту:
— Нет, сэр.
— Поскольку вы совершили враждебное действие, я не буду радировать о вас, но пошлю к вам следующее нейтральное судно, которое встречу.
Он остался спокойным.
— Хорошо, сэр. — И после короткой паузы: — Могу я идти?
— Да, — сказал я, — можете.
Он отдал салют, и я его принял. Мы были очень вежливы друг с другом, как рыцари в романе. Но за этой формальностью лежала ледяная ненависть, ненависть людей, столкнувшихся друг с другом в последней решительной схватке. Мы вернулись к «Гартавону», все еще двигавшемуся кругами. Чтобы сберечь торпеды, мы послали в трюм несколько снарядов. В борту зияла дыра, извергался белый пар, «Гартавон» медленно погружался в воду. Мы выстрелили еще раз. Корабль неуклюже, как смертельно раненный зверь, перевернулся. На мгновение показался зеленый от водорослей киль, а затем корабль затонул.
Война с каждым днем становилась все более ожесточенной. Англичане стали вооружать свои торговые суда и отправлять их в конвое. Мы действовали соответственно. Каждое судно во вражеском конвое должно быть торпедировано без предупреждения. Мы действовали по формуле: каждое судно в конвое идет ко дну. Довольно долго я не встречал конвой, но однажды утром, находясь под водой, мы увидели клубы дыма, встающие над серым горизонтом. Потом мы увидели оснастку большого корабля, за ним еще одного и, наконец, лес мачт, казалось плывущих к нам. Мы насчитали двенадцать пароходов, охраняемых пятью английскими эсминцами. Большие корабли двигались, рыская из стороны в сторону, как пьяница, переходящий улицу, а маленькие эсминцы зигзагами кружили вокруг них. Мы направились прямо к ним. Море было довольно бурным, низкие серые облака нависли над водой. Северо-западный ветер дул нам навстречу. Нелегко было повторять движения противника, приходилось снова и снова менять курс. Зеленые волны окатывали перископ, мы осторожно проталкивались вверх, это мешало наблюдению. Темнело.
Наконец, наступила ночь, небо и море стали совершенно серыми. Я смотрел на строй кораблей и приближался к выбранной жертве: толстенький танкер, третий в ряду. Он больше и тяжелее, чем другие корабли, и, кроме того, более ценный. Мы не забывали слова графа Джеллико в последней войне, что союзники плыли к победе на волне нефти. По крайней мере, эта волна не должна достичь берега. Мы подошли так близко, что должны были замедлить ход, чтобы не протаранить корабль. Мы могли ясно слышать тяжелое биение его двигателей. В перископ стал виден его нос. Огромная черная стена поднималась и, наконец, заполнила весь обзор.
— Торпеда один — огонь, — скомандовал я.
Отдача от рыбки потрясла лодку. Внизу Спар выпевал напряженным голосом:
— …Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Невозможно, чтобы мы промахнулись на таком близком расстоянии.
— …Шестнадцать…