– Они получили мое послание! – кричал он. – Они его получили!
Эсминец, вероятно это был «Херндон», раз за разом посылал снаряды. Вдруг раздался страшный взрыв. Взорвался боезапас.
– Чудесно! – закричал Марион. – Великолепно!
В кафедральном городе Байо в 15 милях от Грандкампа руководитель разведки подполья в районе плацдарма «Омаха» Гийом Меркадер стоял со своей женой Мадлен у окна гостиной. Меркадер едва сдерживал слезы. После четырех жутких лет оккупации главные силы немцев, расквартированные в городе, начали его покидать. Слышались отдаленные разрывы снарядов. Меркадер знал, что на побережье сейчас идут тяжелые бои. У него было огромное желание собрать бойцов Сопротивления и выбить остатки нацистов из города. Но по радио было передано предупреждение не проявлять активность и не вести боевые действия. Это было трудно, но Меркадер научился ждать. «Скоро мы будем свободными», – сказал он жене.
В Байо у всех было приподнятое настроение. Несмотря на то что немцы повсюду развесили приказы, запрещающие жителям города покидать свои дома, люди собрались на кафедральной площади и слушали комментарии священника о том, как проходит вторжение. С господствующего над местностью церковного строения он мог хорошо видеть, что происходит на берегу. Стоя на колокольне собора, священник, сложив руки рупором, передавал собравшимся увиденное им.
На площади была и Анна Мария Брокс, девятнадцатилетняя воспитательница детского сада, которая выйдет замуж за одного из американцев, которые сейчас высаживались на землю Нормандии. В семь часов она села на велосипед и поехала на ферму отца в Кольвилль, расположенный за плацдармом «Омаха». Нажимая на педали, она миновала несколько пулеметных точек и обогнала идущие в сторону берега немецкие подразделения. Некоторые немцы приветствовали ее, а один предупредил, чтобы она была осторожна, но никто не остановил. Она видела, как летят самолеты союзников, видела, как при их приближении бросались на землю немецкие солдаты. Но она продолжала ехать дальше. На ветру ее волосы развевались, а широкая синяя юбка принимала форму парашюта. Она совсем не ощущала опасности; ей и в голову не приходило, что ее жизни что-то угрожает. В миле от Кольвилля дорога была пуста. С берега тянулись клубы дыма, были видны места возгораний. Потом ей на пути попалось несколько разрушенных ферм. Тут в первый раз Анна Мария испугалась, но с еще большей энергией продолжала гнать свой велосипед. Когда она доехала до пересечения дорог, где нужно было поворачивать на Кольвилль, прогремел орудийный залп, который ее по-настоящему напугал. Как будто раскаты неземного грома прокатились вокруг нее, сделав все вокруг чужим и необитаемым. Ферма отца находилась между берегом и деревней. Анна Мария решила, что дальше пойдет пешком. Она взяла велосипед на плечо и пошла через поле. Взобравшись на небольшую возвышенность, она увидела свой дом, который стоял на месте. Остаток пути она почти бежала.
Сперва Анна Мария решила, что на ферме никого нет. Она вбежала на маленький дворик. Стекла в окнах были выбиты. Часть крыши была снесена. В двери зияла большая дыра. Сломанная дверь вдруг отворилась, и на пороге появились отец и мать. Они обнялись.
– Дочка, – сказал отец, – это величайший день для Франции!
Анна Мария разрыдалась.
В полумиле от фермы в ужасных сражениях, развернувшихся на плацдарме «Омаха», участвовал рядовой первого класса Лео Херокс, которому суждено стать мужем Анны Марии.
Когда союзные войска атаковали побережье Нормандии, один из руководителей местного отделения Сопротивления непрерывно курил в вагоне поезда, подъезжавшего к Парижу. Руководитель военной разведки в Нормандии Леонард Жиль находился в пути уже более двенадцати часов. Поездка казалась бесконечной. Они ехали всю ночь, останавливаясь на каждой станции. По иронии судьбы Жиль узнал о последних новостях от носильщика на одной из станций. Он не знал, где конкретно в Нормандии началось вторжение, но ему не терпелось поскорее вернуться в Кан. Он был раздосадован тем, что после всех трудных и опасных лет работы руководство в Париже вызвало его именно в этот день. Еще хуже было то, что с поезда нельзя было сойти – следующей остановкой был Париж.
В Кане его невеста Жанна Бойтард, узнав последние новости, приступила к выполнению своих опасных обязанностей. В семь утра она подняла двоих пилотов британских королевских военно-воздушных сил. «Нам нужно спешить, – сказала она, – я провожу вас на ферму около Гавра; это в 20 километрах отсюда».
Когда британцы услышали, куда их отправляют, они были изумлены. Свобода была всего в 10 милях на берегу, а их отправляют на юго-запад от Кана. Один из летчиков, командир крыла Лофтс, думал, что у них есть шанс пойти на север и соединиться со своими.
«Слушайтесь меня, – сказала Жанна, – на пространстве между нами и берегом полно немцев. Лучше переждать».
В начале восьмого они сели на велосипеды и поехали. Британцы были одеты в простую крестьянскую одежду. Поездка прошла благополучно. Их несколько раз останавливал немецкий патруль, но фальшивые документы подозрений не вызвали, и они доехали до Гавра. Там зона ответственности Жанны заканчивалась, еще два пилота были на шаг ближе к дому. Жанне хотелось проводить британцев дальше, но ей нужно было спешить обратно в Кан: быть готовой встретить других сбитых летчиков. Она махнула британцам на прощание рукой и поехала обратно.
В каннской тюрьме мадам Амели Лешевалье ожидала расстрела за свое участие в спасении пилотов союзников. Было время завтрака. Когда под дверь ее камеры подсунули миску с едой, кто-то прошептал: «Надейтесь и ждите. Британцы уже высадились!» Мадам Лешевалье начала молиться. Она гадала, знает ли ее муж Луи, который сидел в соседней камере, эту новость. Всю ночь были слышны разрывы, но она думала, что это обычный ночной налет союзников. Теперь появился шанс: может быть, их успеют спасти.
Вдруг мадам Лешевалье услышала шум в коридоре. Она опустилась на колени у щели под дверью и стала слушать. Она услышала крики и разобрала одно слово: «Raus! Raus!». [37] Потом послышался топот ног, звук открываемых дверей, а затем все стихло. Через несколько минут раздалась длинная пулеметная очередь.
Руководство гестапо было в панике. Через несколько минут после получения известия о вторжении союзников во дворе тюрьмы были установлены два пулемета. Всех мужчин, находившихся в тюрьме, выводили группами по 10 человек во двор и расстреливали. Они были обвинены по разным поводам: иногда за реально содеянное, иногда обвинения были сфабрикованы. Среди расстрелянных были фермеры Ги де Сен-Поль и Рене Лозье; Пьер Одиж, дантист; помощник продавца Морис Примо; отставной полковник Антуан де Тише; секретарь мэрии Анатоль Лельевр; рыбак Жорж Томин; полицейский Пьер Менош; железнодорожные рабочие Морис Дютак, Ашиль Бутруа, Жозе Пикеон и его сын; Альбер Анне; Дезире Лемьер; Роже Велла; Робер Булард – всего 92 человека, из которых только 40 были участниками французского подполья. В тот знаменательный день, когда началось великое освобождение, эти люди без объяснений, не имея возможности оправдаться, без следствия и суда были безжалостно уничтожены. Среди них был муж мадам Лешевалье, Луи.