Маршал авиации Харрис передал эту «игрушку» моей эскадрилье. Нам приказали провести учения по бомбометанию с малой и большой высоты. Для этой работы были приобретены два специальных бомбовых прицела. Министерство авиационной промышленности, которое давно научилось делать прекрасные самолеты, теперь стало изготавливать весьма полезные приспособления к ним. На вооружение бомбардировочных эскадрилий начали поступать прекрасные прицелы двух типов. Прицел для бомбометания с большой высоты значительно отличался от прицела для малых высот, но в любом случае мы не слишком много носились с бомбовыми прицелами, потому что ночные бомбежки не требуют особой меткости. Нас вполне устраивала бомба, положенная в круг радиусом четверть мили. Однако высотный прицел, о котором идет речь, был действительно точным. Когда мы начали практиковаться в работе с ним, то быстро научились класть бомбы в круг радиусом 60 ярдов с высоты 10 000 футов. Этого было достаточно для наших целей.
Тренировки проходили без перерыва два месяца, и 6 экипажей в нашей эскадрилье стали настоящими снайперами. Когда облачность была низкой, мы тренировались в бомбометании с малой высоты и научились класть бомбы в круг радиусом 15 ярдов. Если бы германские корабли попытались укрыться под тучами, мы все равно достали бы их, хотя это и было бы нелегко. В течение последних двух месяцев нам приходилось держать по 3 экипажа в постоянной готовности. Они могли взлететь сразу по получению приказа. Иногда и мне самому приходилось дежурить. Однако какими бы хорошими пилотами мы ни были, надо признаться откровенно, что мои парни остались живы лишь потому, что ни у одного из германских адмиралов не хватило смелости выйти в море.
«Ясно одно: если нам придется взлететь и атаковать эти корабли, кое-кто получит Крест Виктории посмертно», — заметил Дим.
«И кто первый?» — спросил Таффи.
«Только не я, — ответил кто-то из парней. — Все, что я хочу, это мир и Медаль Виктории».
И большинство из нас согласились.
А затем настали лунные августовские ночи. Наша разведка сообщила, что работы на «Графе Цеппелине» почти завершены. Предполагалось, что экипаж уже находится на корабле, самолеты стоят в ангарах, и все готово к выходу в море. Германский авианосец был такой штукой, с которой мы раньше не сталкивались, и хорошо бы не сталкиваться с ней как можно дольше. Мы знали, как сбрасывать новые бомбы, и мы были готовы.
Наступило полнолуние 27 августа. Пока остальные парни бомбили Кассель, 12 машин нашей эскадрильи отправились в путешествие длиной 950 миль до Гдыни. Мы взлетели с неслыханной доселе перегрузкой — самолеты тянули на 67 000 фунтов. Со мной в качестве бомбардира летел майор Ричардсон. Он служил инструктором, и если кто-то мог сбросить бомбу точно, так это он. Однако для Ричардсона это был первый полет с 1918 года.
Мы планировали совершить два захода на высоте 6000 футов. Предполагалось, что это будет легко. Причалы в ярком лунном свете должны были в прицелах выглядеть четкими черными прямоугольниками. Казалось, все складывается в нашу пользу. Из 12 бомб по крайней мере одна точно должна попасть в цель. Но старушка-погода снова подшутила над нами. Когда мы появились над целью, выяснилось, что юго-западный ветер собрал весь туман с центральной Германии и пригнал его к Данцигу и Гдыне. Видимость упала до одной мили. Более того, вокруг обнаружилось более чем достаточно зениток и прожекторов.
Хоппи оказался самым метким. Его бомба упала в 50 ярдах от цели, сотворив самый глубокий кратер в этих краях. Мы провели над целью более часа и совершили 12 заходов. Но мы ни разу не видели «Графа Цеппелина», однако «Гнейзенау» оказался там, и Дикки Ричардсон целился в него. Каждый раз, когда мы заходили на цель, он полностью игнорировал зенитки, расположенные вокруг. Полагаю, ему казалось, будто он работает на учебном полигоне. В первый раз он сухо сообщил: «Ложный заход», и ответом было молчание. Когда он повторил то же самое в десятый раз, хвостовой стрелок Джонни Уикенс не смог сдержать своих чувств. В конце концов, мы увидели, как огромная бомба упала в воду примерно в 400 ярдах от «Гнейзенау». Реплика Дика была краткой и выразительной, так как мы находились над целью одни, а вокруг рвались десятки снарядов. Он сказал:
«Мы подали ублюдкам массу свежей рыбы. — Он немного подумал и добавил: — Вот гадство».
Комби, сидевший в средней башне, сказал, что, по его мнению, нам следует поскорее убираться. Мальчишка сообщил, что мы пересечем датское побережье еще днем. Хатч заявил, что он отправит радиограмму с сообщением, что мы только что ушли от цели, поэтому на базе не будут беспокоиться, когда мы опоздаем на несколько часов. Снова вмешался Мальчишка и сказал, что мы должны взять немного севернее, чтобы на обратном пути обойти Зильт. Там можно налететь на истребители. Я не сказал ничего, или почти ничего. Лишь несколько коротких слов.
Это самое скверное — одна большая бомба. Ты совершаешь долгое путешествие, делаешь все возможное и мажешь… А затем тебе еще предстоит 5-часовой полет домой. Это увлекательное занятие.
Когда мы кружили над базой, я посмотрел на часы. Мы пробыли в воздухе 10 часов. Хотя у меня не было второго пилота, я чувствовал себя достаточно хорошо. 10 часов полета — очень долгий срок, но, кроме нашего промаха, единственным заслуживающим упоминания событием стал налет русских на Кёнигсберг, проведенный одновременно с нашим налетом на Гдыню. В ярком лунном свете я видел странный силуэт, немного напоминающий удлиненный «Хейнкель». А на следующий день какой-то корреспондент написал в газете о «воздушном рукопожатии над Данцигом». Я совершенно уверен, что ни одна из сторон не подозревала об операции второй.
Через несколько дней мы отправились следом за Патфайндерами, чтобы бомбить Саарбрюккен. Впервые мы несли бомбу весом 8000 фунтов, и потому находились в состоянии нервного возбуждения, так как очень хотели увидеть, на что она способна. Раньше мы еще ни разу не действовали вслед за Патфайндерами, поэтому мы постарались прилететь чуть раньше, чтобы увидеть, как они будут работать. Мы увидели, как ищейки развешивают свою аллею фонарей, а осветители кружат поблизости. Потом они устанавливают над городом огромные люстры, и бомбы начинают рваться на земле. Сначала густо сыплются зажигалки, наверное, около 1000 тонн в общей сложности. Вскоре все вокруг превратилось в сплошное море огня. Мальчишка говорит, что видел, как падает тяжелая бомба. После взрыва «поднялся гриб синекрасного пламени, который, казалось, накрыл район площадью пол квадратных мили». Я не пытался удостовериться, так ли это.
Все шло прекрасно. Мы благополучно вернулись назад, хотя многие из нас привезли довольно самые крупные пробоины в крыльях и фюзеляже, какие я только видел у «Ланкастера». Но мы отправились спать с чувством глубокого удовлетворения. Все фотографии показывали сплошную стену огня.
Но на следующий день самолеты-фоторазведчики принесли очень скверные новости. Соединение Патфайндеров опозорилось. Они обозначили как цель Саарлуи — маленький городишко, который находился в 10 милях от Саарбрюккена. Парни из разведывательной эскадрильи сообщили, что, судя по фотографиям, там не осталось камня на камне. Наша 1000 тонн бомб просто стерла этого город с лица земли. Через несколько дней то же самое повторилось во Франкфурте, когда небольшая группа бомбардировщиков, введенная в заблуждение Патфайндерами, отбомбилась по маленькому городку вблизи от него. Но на сей раз они по ошибке уничтожили до этого нам не известный завод по производству грузовиков «Опель».