«Я знаю меньше вас, старики. Но мы встретимся завтра в 9.30, и тогда кое-что прояснится».
На следующий день я собрал всех вместе. Всего я имел 21 экипаж, или 147 человек: пилоты, штурманы, радисты, бортинженеры. Почти все они были ветеранами. Я помнил эту комнату для инструктажа еще с 1939 года, но теперь в нее набились молодые, беззаботные парни, которые очень хотели узнать, в чем же дело. Я среди них казался настоящим стариком.
Моя речь была короткой. Я сказал:
«Вы здесь находитесь для выполнения специального задания. Вы — отборная эскадрилья, и вам предстоит провести рейд, который, как мне сказали, будет иметь огромное значение. Кое-кто говорит, что это даже приблизит окончание войны. Вот все, что я могу сказать. Я не знаю, где это. Я не знаю, что это. Но что я знаю — нам придется упражняться в дневных и ночных полетах на малой высоте, чтобы вы могли управлять самолетом даже с завязанными глазами. Если я скажу вам найти какое-то дерево посреди Англии, это значит, что вам предстоит бомбить именно это дерево, и никакое другое. Если я скажу вам пролететь сквозь ангар, вы должны будете сделать это, даже если крылья не пролезут в ворота. Дисциплина будет самой жесткой.
Мне нет необходимости напоминать вам, что вы не имеете права рассказывать ни о чем. Уже то, что в одной эскадрилье собраны лучшие летчики — необычно само по себе. Будет более чем достаточно слухов, кое-что я уже успел услышать. Нам следует пресечь это. Вы не должны говорить ничего. Когда вечером вы отправляетесь в паб, держите рот на замке. Если другие летчики будут расспрашивать вас, чем вы заняты, посоветуйте им заниматься своими собственными делами. Только секретность обеспечит успех операции.
Мне потребуется еще парадней, чтобы завершить подготовку, и мне нужна ваша помощь. Большинство из вас успело послужить, и прекрасно понимает, что требуется. Прежде всего, нужно проверить наши новые самолеты. Затем ты, Билл (Билл Эстелл, англичанин из Дербишира, заместитель Динги Янга), должен взять свой экипаж и осмотреть каждое озеро в Англии, Шотландии и Уэльсе, которое сумеешь найти. Ты должен их сфотографировать. Я должен получить эти снимки через 36 часов».
Сегодня утром командир группы по телефону приказал мне заняться этим. Зачем это нужно — я не понимал. Парни, судя по всему, тоже ничего не понимали. Затем я продолжил:
«Итак, не будем спешить с выводами. Командир группы желает иметь учебные карты для своих групп переподготовки, и мы пока единственная эскадрилья, которая может ему помочь».
Это была первая порция лжи, которую мне пришлось выпустить. Позднее я еще много чего наговорил, я уже и не помню всего. Что-то там о дисциплине вообще, о летной дисциплине, о рабочем времени и увольнениях. Ах да, увольнений не будет.
Затем я вместе с Генри и Мелвином начал делить экипажи на звенья. Они выбирали тех, кого знали. Люди получали комнаты и кабинеты, А я поднялся наверх.
В моем собственном кабинете имелось одно кресло, один стол, один телефон. Больше — ничего. Помещение было пустым и холодным, так как отопление ангара еще не включили, но я не мог обращать на это внимание. Предстояло еще сделать массу дел.
Раньше у меня был адъютант Хамфри, который избавлял меня от бумажной работы. В мирное время он работал клерком, и в войну круто пошел вверх. Хамфри очень хотел летать, но был слишком близорук. Однако он был молод и умен. Мне сейчас требовался именно такой человек, поэтому я позвонил в штаб группы и попросил их прислать мне Хамфри в течение 48 часов. Но в ближайшие дни мне предстояло обходиться без адъютанта, и работа по формированию новой эскадрильи легла на крепкие плечи трех человек, о которых я должен упомянуть отдельно.
Самым первым был старший сержант Пауэлл, который стал старшиной эскадрильи. Он опрашивал всех летчиков, выделял им койки и шкафчики, следил за порядком, руководил разгрузкой всяческого имущества. Чифи Пауэлл был невысоким попрыгунчиком, который ничуть не напоминал твердолобых старшин прежних времен. Он оказался неплохим психоаналитиком и обращался с людьми очень вежливо, умел отыскать в человеке самое лучшее. Хотя сам Пауэлл и не подозревал об этом, но именно он заложил основы здоровой атмосферы, которая позднее сослужила нам огромную службу. Эго был великий маленький человек, в своем роде просто король.
Вторым стал сержант Хеврон, который заведовал канцелярией. Штаб группы выполнил обещание, и мы получили все, что нам требовалось для оснащения самолетов и летчиков. Однако нам забыли выделить пишущие машинки и канцелярские принадлежности, равно как и писарей. Поэтому Хеврону пришлось клянчить, одалживать, а порой и воровать все необходимое для запуска бюрократической машины. Нам уже приходилось издавать приказы и вести переписку. Так как Хеврон оказался единственным, кто умел обращаться с машинкой, ему приходилось работать по 18 часов, заполняя различные формы, составляя документы, печатая приказы. Иногда он обращался ко мне с просьбой выделить кого-то на помощь, но что я мог сделать?
Третьей была женщина из вспомогательной службы. Я даже не запомнил ее фамилии, но помню, что звали ее Мэри. Она принадлежала к тому типу женщин, из которых получаются отличные жены. Она узнала о наших проблемах и перевелась к нам с одного из соседних аэродромов, чтобы помочь с бумагами. Если бы все это происходило на гражданке, она могла бы потребовать очень много за переработку.
Итак, эта троица приступила к делу, превращая толпу в эскадрилью. А я сидел в своем кабинете, удивленный бурной деятельностью, кипевшей вокруг.
В первые два дня Джек Легго и Боб Хэй занимались подбором летных карт, установкой бомбовых прицелов, проверкой бомбосбрасывателей. Они уже знали, что бомбометание станет одним из наших главных занятий в последующие два месяца. Командиры звеньев приводили в порядок свои подразделения. Они столкнулись с многочисленными проблемами, описать которые просто нет возможности. Не было парашютов, не было спасательных жилетов, не было компасных ключей. Но следовало надеяться довести эскадрилью до ума всего за 2 дня.
Девушка продолжала печатать, Чифи разбирался с людьми, наземный персонал копошился, как муравьи, вокруг новых самолетов. Министерство авиации, наконец, соизволило осознать тот факт, что сформирована новая эскадрилья, и выделило нам номер. Мы стали 617-й эскадрильей. В качестве опознавательных знаков мы получили буквы AJ. Их сразу нанесли на фюзеляжи бомбардировщиков.
Я понемногу знакомился со всеми экипажами. Пилоты представляли мне своих людей. В короткой беседе я пытался выяснить, кто что представляет из себя. Затем экипаж покидал мой кабинет, и появлялся следующий. И так далее. Но встретились несколько человек, от которых я был вынужден отказаться, хотя это ничуть их не порочит.
Имелись и другие проблемы. Штаб группы приказал эскадрильям направить в мое распоряжение лучших людей, но кое-кто из командиров воспользовался случаем, чтобы избавиться от хлама. Например, из моей же 106-й эскадрильи прибыли 2 человека, от которых еще я пытался избавиться. Поэтому я отправил их назад и попросил Чарльза, адъютанта 106-й, объяснить, что я по этому поводу думаю. Из других эскадрилий ко мне прислали двух беременных женщин из вспомогательной службы, от которых все равно не было никакой пользы. Кое-кто еще пытался пойти на маленькие хитрости, о которых просто неприятно упоминать.