Уровень опасности был, разумеется, различным в зависимости от места базирования эскадрильи. Некоторые эскадрильи могли вообще не видеть моря, тогда как те, что базировались, например, в Вест-Маллинге, вообще проводили большую часть времени над вражеским побережьем. Надо сказать, что мы предпочитали не брать в самолеты резиновые лодки, поэтому в случае неприятностей нам предстоял долгий заплыв домой. Но даже с учетом всего этого, за целый год, что я провел в 29-й эскадрилье, от вражеских действий мы потеряли только одного человека. Это был стрелок-радист, который летал с Чарльзом Уиддоузом. Во время атаки Ju-88 они проскочили мимо, и стрелок немца всадил в наш самолет длинную очередь. Все случилось разом: один мотор встал, радиоаппаратура отказала, Чарльз был ранен, а наблюдатель выпрыгнул с парашютом. К несчастью, они находились в 50 милях от берега. Чарльз проявил чудеса мастерства, когда сумел в полной темноте привести подбитый самолет на базу, не имея никаких приборов. До самой посадки он не подозревал, что его стрелок выпрыгнул.
Но плохая погода взяла несколько жертв — Алан Грут, Робин Майлс, сержант Фрир и кое-кто еще — это те, кому не повезло. Большинство из них похоронено на склоне холма возле Вест-Маллинга.
Да, главным врагом ночных истребителей оказалась погода, а не немцы. Следовало научиться летать хорошо, если ты собирался остаться в живых.
А теперь поговорим о пилотах бомбардировщиков. Здесь на человека ложилась серьезная ответственность. Прежде всего, в его экипаж входили 7 человек. Они летали на самолетах, которые весили около 30 тонн и стоили 35 тысяч фунтов. Им приходилось сочетать в себе искусство ночного истребителя и отвагу дневного. Они постоянно сталкивались с опасностями плохой погоды, обледенения, низкой облачности. Им приходилось преодолевать угнетающее воздействие высоких потерь от действий противника. Им приходилось ждать несколько недель, прежде чем становилось известно, что случилось с их товарищами. И все это время им приходилось нести свой груз ответственности за себя и за других.
Вероятно, поэтому пилоты бомбардировщиков ведут себя несколько спокойнее, чем другие. Они, как правило, стоят в углу бара, покуривают трубку или сигарету и молчат. Впрочем, мне доводилось знать и парней, имеющих иной характер. «Мы никогда не позволим нашей работе одолеть нас», — говорили они. И, тем не менее, они не шлялись одетыми наподобие кинозвезд, так как сам характер их работы требовал железной дисциплины и высокого морального духа. Хороший командир может привить второе, но первое приходится вколачивать силой. Многие летчики, прибывая в бомбардировочную эскадрилью, думают только о полетах, и жизнь кажется им сплошными удовольствиями. Однако это совсем не так. Очень быстро они обнаруживают, что остальные пилоты ведут себя как настоящие капитаны маленьких воздушных кораблей, которые тщательно следят и за внешней стороной дела. Все помещения тщательно прибираются, садики ухожены и подстрижены, а самолеты сверкают отполированной обшивкой. Такой подход к службе приносит свои плоды, люди действуют гораздо лучше.
В этом, я думаю, и заключается разница между ними.
Некоторых удивит, почему, рассказывая о пилотах, я так много внимания уделяю вечеринкам и пиву. Причина проста и понятна. Эти парни живут, едят, спят и встречаются со смертью все вместе. Одним везет, и они благополучно завершают свой оперативный цикл, другим не везет. Если кто-то удирает вечером вместе с девушкой, например, в кино, он толком не узнает эскадрилью, а эскадрилья толком не узнает его. Если молодежь будет по ночам совершать ошибки, командный дух в эскадрилье умрет. Есть только один способ сойтись поближе с этими парнями — пойти и вместе напиться, вколотить им в голову убеждение, что они самые лучшие. Заставить их забыть строевое «да, сэр», «нет, сэр». Но при этом следует быть готовым к тому, что эта атмосфера сохранится и на следующий день, быть вежливым и уметь выслушивать советы. Специалисты в эскадрилье, как правило, знают больше командира. Только так тебе удастся поддерживать высокий моральный дух и чувство локтя. Фрицев следует сбивать, а бомбы класть прямо в цель.
Пройдя путь от рядового пилота до командира эскадрильи, я убедился, что этот метод совершенно правильный. Я служил под начальством самых различных командиров — тихих и шумных, мягких и жестких. Но лишь один, Тэд Колбек-Уэлч, умел обращаться с людьми. Хотя я не преуспел в роли пилота ночного истребителя, я сумел научиться у него многим полезным вещам. Он показал, как следует поддерживать нормальное настроение в эскадрилье. И это было характерно для Истребительного Командования. Это было сообщество счастливых людей.
А теперь я был вынужден отправляться в учебную эскадрилью. Я чувствовал себя просто отвратительно.
В последнюю неделю стояла совершенно нелетная погода, поэтому прощальные вечеринки для Дэйва, Боба и меня были устроены замечательные. Последняя пришлась на конец года, когда на Рождество в большом зале был собран весь личный состав базы вместе с друзьями и женами.
Это был самый грандиозный праздник в истории! Лица были вымазаны жженой пробкой и губной помадой. Подножки ставили всем без различия званий и должностей. Если кто-нибудь взглянул бы на это со стороны, он поразился бы нашему поведению. Однако нам просто требовалось стравить пар, который накопился за долгое время из-за бездействия фрицев. Я сбежал, не дожидаясь конца вечеринки, надеюсь, понятно — почему.
На следующий день парни целый час пытались отмыть мое лицо. Ближе к концу праздника моя жена нарисовала мне губной помадой на щеках два больших вопросительных знака. Тогда это выглядело довольно смешно, но на следующий день мне не удалось их стереть. Мы даже испробовали бензин — напрасно. Поэтому мне пришлось докладывать полковнику Фуллергуду о прибытии к новому месту службы, имея поцарапанную физиономию и две красные полосы на щеках. Однако был Новый Год, и мне кажется, он приписал это плохому ликеру. Во всяком случае, он не сказал ни слова.
* * *
Дни в учебной эскадрилье потихоньку складывались в недели. Я не мог сказать, что был счастлив, но Фуллергуд был идеальным командиром в такой ситуации, и жизнь не казалась уж совсем отвратительной.
Зато новости казались такими. Мы начали год, полные надежд. Русские развернули контрнаступление под Харьковом, одновременно генерал Окинлек, наступая в Ливии, сумел захватить Бенгази. Но потом оба наступления были остановлены. Хотя в России немцы ничего не делали до весны, их Африканский Корпус перешел в контрнаступление почти немедленно. Наши войска откатились до самой Газалы.
Мы растратили слишком много резервов в последних боях. Я несколько раз встречался с парнями, которые воевали в составе ВВС Пустыни. Они говорили, что дела шли скверно. Впереди нас ждали мрачные дни, в этом они не сомневались.
А тут еще и на Дальнем Востоке на нас обрушилась целая череда несчастий. Сначала американский флот был разгромлен в Пирл-Харборе, потом у побережья Малайи японцы потопили «Рипалс» и «Принс оф Уэлс». Японцы захватили господство на Тихом океане. Все у них шло, как по маслу. Они высадили десанты на Филиппинах, в Голландской Ост-Индии, на полуострове Батаан. Союзники сражались отчаянно, особенно голландцы, однако слишком велико было превосходство противника. Мы медленно отступали по всему фронту.