«Ладно, и как же мы будем бомбить эти хорошо защищенные цели?» — спросил я.
«А я вообще не понимаю, как мы можем бомбить эти заводы, неважно — днем или ночью. Они слишком хорошо прикрыты зенитками».
«Я тоже не знаю», — добавил я.
Но у Томми Ллойда была идея.
«Могу предположить, что будет сформирована специальная эскадрилья „Бофайтеров“ или „Москито“ с отборными экипажами. Они должны будут появиться в сумерках как раз перед прилетом главных сил и сбросят цветные зажигалки на сам завод. Их можно будет видеть с большой высоты, и наши парни смогут спокойно бомбить цель».
«Выглядит неплохо, но в эскадрилье самоубийц будут высокие потери».
«Наверное, будут, но цель будет уничтожена».
«Да, а это самое главное», — добавил Хоппи.
Было время ленча. Я уже поднялся, чтобы выйти, но тут зазвонил телефон. Томми взял трубку.
«Это штаб группы», — спокойно сообщил он.
Мы подождали, гадая, что там стряслось. Вечером мы должны были отправиться в увольнение, и намечалась небольшая вечеринка.
«Хорошо, — мрачно сказал Томми. — Я передам командиру эскадрильи. — Он посмотрел на нас, прищурившись. — Ты был совершенно прав. Наша эскадрилья сегодня бомбит заводы Круппа. Взлететь следует как можно скорее».
«Какого дьявола!» — взорвался я.
«Да не бойся. Это всего лишь рейд над тучами».
Мы взлетели, шесть самолетов, один за другим. К 3 часам ночи мы вернулись.
8 июня я взял с собой в качестве второго пилота Дэйва Шэннона, и мы полетели к Вильгельмсхафену. Ветер был сильным, чего метеорологи не ожидали. Когда мы находились еще в 60 милях от цели, осветительные ракеты уже начали гаснуть. Мы немедленно помчались туда, но увидели только пустое пространство. Потом на севере вспыхнули новые ракеты. Снова ничего. В отчаянии мы оглядывались, пытаясь увидеть освещенную цель, но все напрасно. В конце концов мы повернули на север, нашли линию берега, пошли вдоль нее и обнаружили гавань. Там не было ничего, хотя атака должна была начаться 20 минут назад. Даже Дэйв не был уверен, что мы вышли в требуемое место.
Снимки, сделанные во время этой операции, разочаровали всех. Бомбы были разбросаны по всей северо-западной Германии. Но что самое скверное, мы понесли тяжелые потери, потому что действовали разрозненно. Германское агентство новостей сообщило: «Прошлой ночью вражеские самолеты сбросили несколько бомб на северо-западную Германию. Потерь и разрушений нет».
Из 106-й эскадрильи не вернулся лейтенант Бродерик. Я отправился к его жене, прождав целых 3 часа после предельного срока возвращения. Уже подходя к воротам, я заметил в окне маленькое белое лицо. Она открыла дверь еще до того, как я успел позвонить. Она знала, что произошло, я прочитал это в ее глазах. Она молча выслушала меня, хотя в этот момент рушился весь мир. Потом она повернулась, не произнеся ни слова, и начала подниматься по лестнице.
А когда я вернулся в свою комнату, то не думал об этой мучительной сцене. Я думал о руководстве Бомбардировочного Командования, посылавшем нас в подобные рейды. Эти парни, как и сотни других, не вернулись назад, но я не уверен, что они хотя бы видели цель. Это следовало менять. Была создана новая тактика, слегка напоминавшая предложенную Томми Ллойдом. Может быть, она была даже лучше.
Если командиров эскадрилий мучил вопрос, как сбросить больше бомб на цель, то у главнокомандующего были совсем иные заботы. Из надежных источников мы узнали, что все свое время он проводит, сидя за столом и опрашивая пилотов, проклиная ученых и спуская командиров групп с небес на землю, чтобы получить информацию о результатах бомбардировок. Почему провалился налет на Бремен, проведенный прошлой ночью? Потому что экипажи не видели земли. Почему они не могут лететь вслепую? Потому что они умеют определять свое место с ошибкой 20 миль и больше. Почему? Потому что немцы глушат все наши радиомаяки. Почему над Бременом не были выпущены осветительные ракеты? Может, и были выпущены, но противник поставил такую густую дымзавесу, что наши не увидели вообще ничего. Почему из тех бомб, которые все-таки были сброшены недалеко от цели, большинство упало юго-западнее? Потому что после взлета ветер переменился, но летчикам никто об этом не сообщил.
И так день за днем. Его интересовало все. Все силы были брошены на поиски способа, который позволил бы крупному соединению бомбардировщиков более точно сбрасывать бомбы на цель, избегая при этом ненужных разрушений. И, наконец, план был выработан.
За время моего отсутствия из эскадрильи пропало множество летчиков, кое-кто навсегда. Зато прибыли новые. Учебные подразделения иногда выпускали совсем неплохой материал: Банни Грейн, Вимпи Веллингтон, Джонни Коутс, Таффи Уильямс и Гинджер Крауфут, которые прибыли в последние несколько недель. Им еще предстояло войти в историю как величайшим людям 106-й эскадрильи. С самого начала они принялись фотографировать точку прицеливания, и сделанные ими снимки вывели эскадрилью на почетное седьмое место во всем Бомбардировочном Командовании. Своими навыками и достижениями они были во многом обязаны прекрасному командиру звена, который только что прибыл, чтобы занять вакантное место. Его фамилия была Вулридж, однако так его почти никто не называл. С тех пор, как он только начал летать, везде и всюду он был известен как Дим. Он имел огромные усы и резкие черты лица. Поведение Дима могло поразить кого угодно. Едва он появился у нас, как сразу попытался написать концерт для пианино с оркестром. Я думаю, что таким образом он хотел найти предлог, для того, чтобы не слишком много времени проводить с парнями. У Дима были проблемы с желудком, и он не мог пить много. Поэтому у него всегда имелась отговорка: он должен посидеть в тишине у себя в кабинете за нотной бумагой, времени на распитие пива у него нет. Другой его слабостью была поэзия. И все-таки Дим во всех остальных отношениях был прекрасным человеком. Кроме всего прочего, он совершил 67 вылетов в Германию. Дим был очень добр со своими парнями, но я боюсь, не слишком почтителен с командиром эскадрильи. Хотя я не признавался в этом вслух, по-моему, за ним требовался присмотр.
Когда мы долетели уже до Антверпена, нам приказали возвращаться. Облачный слой, который должен был нас защитить, начал понемногу таять. Небо достаточно очистилось. И мы могли видеть так далеко, как желали. Не слишком приятное положение, когда ты один. Как только мы получили приказ, мы немедленно развернулись и спикировали к Флиссингену. Мы надеялись атаковать пароход водоизмещением 4000 тонн, который шел в миле от берега. Но то же самое попытался сделать другой «Ланкастер», который летел в миле впереди нас. Прекрасно зная, что за нами уже гонятся истребители Люфтваффе, я по радио приказал ему подойти ближе, чтобы мы могли поддержать друг друга огнем своих пулеметов. (В тот день мы сумели сбить трех фрицев, все FW-190.) Мы летели вместе с ним, пока не появились какие-то облачка. И тут Джонни первым заметил другой самолет, который собирался атаковать какое-то судно.