– Тогда я подпишусь еще на один срок, – вмешался верный Пэтси.
– Но ведь это еще три года!
– Совершенно верно.
– А Сидни останется только два.
– Тогда я заключу новый контракт, – решительно пообещал Сидни.
– Но между вами всегда будет сохраняться эта разница в один-два года, – заявил Лонтри.
– Будем подписывать новые и новые контракты, – решил Сидни.
– Вот что значит любовь… – Лонтри пожал плечами и отошел.
Весь гарнизон выстроился на плацу, и в казарме было пусто. Несколько новобранцев последнего призыва, недавно прибывших в Пенглин, унесли к себе шкафчики для одежды, некогда принадлежавшие отбывающим, потому что это были не новые, металлические, а деревянные шкафчики старого образца, к которым было очень удобно прикреплять дембельские календарики. Осиротевшие койки стояли, обнажив провисшие пружинные сетки; аккуратно свернутые матрасы, одеяла и москитьеры были в последний раз сложены в изголовье, а на полу выстроились вещмешки и чемоданы – все в хвастливых наклейках с именами и званиями владельцев, и с надписями большими белыми буквами «Малайя – Соединенное Королевство». Последние были сделаны исключительно для того, чтобы уже в Англии попутчики в поездах и прохожие на улицах смогли прочесть эти надписи и узнать, где побывали эти бравые ребята.
Чувствуя, что им больше нечего делать в этой большой комнате, в которой каждый звук, слов-
но в огромной пещере, эхом отражался от стен, отбывающие вышли на балкон. Там, ощущая странное одиночество и печаль, они встали у перил, глядя на белый от солнца плац с зелеными шеренгами отделений и взводов.
Со стороны строй солдат выглядел довольно неплохо, даже внушительно. Шеренги были относительно ровными, так как большинство хромых и горбатых давно отправились домой. Уилфрид Бромли Пикеринг вышел в отставку месяц назад и вернулся в свой домик на вершине холма в окрестностях Бэйсингстока, а вместо него в Пенглин прибыл новый полковник – невысокий офицер с топорщащимися усами, который расхаживал, заложив руки за спину, и хрипло грозился сделать всех похожими на настоящих солдат. Никто больше не спал в карауле, а Любезноу получил нашивки старшего сержанта. Пока далеко на севере Дрисколл учил малайцев стрелять с левой руки, в Сингапуре высаживались с транспортных судов новые и новые бледные новобранцы, и Любезноу развернулся во всю.
Он принимал парад, стоя вместе с полковником и другими офицерами на дальнем краю плаца. Громкие, как взрывы, команды новоиспеченного старшего сержанта проносились над головами марширующих солдат, точно пушечные ядра, и отделение за отделением, сомкнув строй, выдвигалось к главным воротам. Теперь уже никто не бегал в офисы через деревянный мостик; чтобы попасть к своим рабочим местам личный состав собирался на плацу и строем шагал по дороге через деревню. Даже мороженщику с его стратегическим товаром было запрещено появляться на территории военного объекта, и он перебрался в китайский поселок.
Последний солдат мелькнул в пыли перед воротами, и пятеро отъезжающих еще некоторое время смотрели на опустевший плац, омытый жарким тропическим солнцем. Высокие пальмы над казармами неподвижно застыли в знойном мареве, из травы и из крон цветущих кустарников доносилось деловитое гудение насекомых, поглощенных своими утренними хлопотами. Дневальный вышел на спортивную площадку и принялся латать дыру в сетке хоккейных ворот. На бетонном плацу чесались и выкусывали блох две желтых дворняги.
Так и не обменявшись ни словом, пятеро пенглинцев ушли с балкона. Снаружи раздалось урчание прибывшего грузовика, и они, подхватив чемоданы и вещмешки, поволокли их по лестнице вниз, чтобы поскорее погрузить в кузов. Потом они забрались в грузовик сами, и Фенвик, уши которого в последнее время перестали болеть, но который продолжал ежедневно ходить в госпиталь, чтобы лечить плечо и крутить любовь с сиделкой, печально помахал им вслед. Фенвик тоже
должен был отправиться с ними, но днем раньше он подписал трехлетний контракт.
Никто так и не проронил ни звука. Все пятеро смотрели на средний балкон на втором этаже казармы и молчали до тех пор, пока грузовик не добрался до развилки и не свернул на дорогу, пролегавшую мимо бывшего коттеджа Филиппы и прохладных контор, где над толстыми гроссбухами было пролито много пота и чернил. У входа в главный офис незнакомый солдат прикреплял к дверям объявление о футбольном матче.
Потом грузовик покатился под гору.
Когда он проезжал мимо армейской прачечной, Бригг поднял голову и увидел старика-китайца, который старательно гладил белье, с трудом ворочая тяжелый каток на самом солнцепеке.
– Фак ю! – оскорбительно и громко заорал Бригг.
Гладильщик поднял голову и улыбнулся, сверкнув дюжиной золотых зубов. Смеясь, солдаты замахали ему руками, показывая древний знак победы – растопыренные буквой «V» пальцы.
Не переставая улыбаться, старик вернул оскорбление, выставив вслед удаляющемуся грузовику сморщенную руку с двумя коротенькими обрубками вместо среднего и указательного пальцев.