По дороге на фронт я залетаю в Гёрлиц, где встречаюсь с семьей, затем вновь поднимаюсь в воздух и беру курс на Будапешт в тот же самый день, когда доклады о положении на этом участке фронта становятся особенно печальными. Во время моей посадки полк построен, чтобы заместитель командира эскадрильи мог поздравить меня от имени всей части с моей новой наградой и званием. Затем мы вновь поднимаемся в воздух и совершаем боевой вылет в район Будапешта.
«Если бы русские зенитчики только знали, сколько золота и бриллиантов летит над их головами», — говорит с ухмылкой один механик из наземного персонала, «можете биться об заклад, они стреляли бы гораздо лучше и приложили бы больше усилий».
* * *
Спустя несколько дней я получаю сообщение от венгерского лидера Салаши, который приглашает меня в свою штаб-квартиру к югу от Шопрона. Меня сопровождают генерал Фёттерер, командующий венгерскими военно-воздушными силами и Фридолин. В благодарность за наши операции против большевизма в Венгрии он награждает меня венгерской высшей военной наградой — Медалью за храбрость. До сих пор ею были награждены всего семеро венгров. Я — восьмой ее кавалер и единственный иностранец. Поместье, права на которое присуждаются вместе с наградой, не слишком меня интересует. Я должен буду вступить в права собственника только после войны и без всякого сомнения, оно станет местом отдыха для всех летчиков моего полка.
В середине января мы получаем тревожные доклады о том, что Советы начали наступление с Баранувского плацдарма и глубоко проникли вглубь Силезии. Силезия — мой дом. Я прошу немедленного перевода полка на этот участок фронта. До 15 января не поступает никаких определенных приказов, наконец я получаю распоряжение перебазировать весь полк, за исключением первой эскадрильи, на аэродром Удетфельд в Верхней Силезии. У нас не хватает транспортных самолетов и мы везем первую смену механиков и оружейников на наших Ю-87, чтобы быть готовыми к вылетам сразу же после перебазирования. По пути мы заправляемся в Ольмюце. Когда мы летим над Веной, командир противотанкового звена сообщает по радиотелефону:
«Мне придется сесть... двигатель отказывает».
Я очень недоволен этим, не столько из-за близких к истине подозрений, что неполадки связаны с фактом проживания его невесты в Вене, сколько потому, что вместе с ним летит мой операционный офицер лейтенант Вейсбах. Это означает, что Вейсбах будет отсутствовать, когда мы приземлимся на нашем новом аэродроме и мне самому придется сидеть на этом проклятом телефоне!
Мы приближаемся к нашему месту назначения над знакомыми, покрытыми снегом склонами Судет. Кто мог бы когда-нибудь подумать, что я однажды буду совершать боевые вылеты над этим районом? Когда мы находились над бескрайними просторами России — в 1700 км от дома — и когда нам в первый раз пришлось отступать, мы шутливо говорили: «Если так будет продолжаться, мы вскоре будем базироваться в Кракове».
Мы относились к этому городу как к типичной базе снабжения со всеми удобствами, связанными с городом такого размера, и обладающей определенной привлекательностью — по крайней мере в течение нескольких дней. Сейчас наша шутка стала реальностью, даже еще худшей. Краков захвачен русскими и сейчас находится далеко за линией фронта.
Мы приземляемся в Удетфельде. Я узнаю очень мало от командира авиационной дивизии, которая здесь расквартирована. Ситуация сложная, связь с большинством наших передовых частей перерезана. Мне говорят, что русские танки находятся уже в 40 км к востоку от Ченстохова, но ничего еще точно не известно. Так бывает почти всегда, когда вещи выходят из-под контроля. Танковые «пожарные бригады» в этом секторе, 16-я и 17-я танковые дивизии в данный момент отрезаны, отчаянно сражаются за свою жизнь и не способны придти на помощь другим дивизиям. Как кажется, русские начали широкомасштабное наступление, в течение ночи они пробили оборону 16-й и 17-й танковых дивизий и, соответственно, наши атаки с воздуха должны проводиться с большой осторожностью, поскольку тот факт, что какая-то часть находится в глубине русских позиций не гарантирует, что это противник.
Они вполне могут оказаться нашими частями, пытающимися пробиться назад. Поэтому я приказываю всем пилотам перед атакой удостовериться, летая на малой высоте, что атакуемые ими войска на самом деле являются советскими. Во время отлета из Венгрии мы полностью загрузили боеприпасы, но по-прежнему нет никакого следа наших машин-заправщиков. Я бросаю взгляд на указатель топлива: у нас осталось горючего только на один короткий вылет. Через двадцать минут после посадки в Удетфельде мы отправляемся в наш первый боевой вылет в этом районе. Вдали показалась Ченстохова. Я обследую дороги, идущие на восток, по которым, судя по сообщениям, движутся русские танки. Мы летим на малой высоте над городом. Но что это там такое происходит? По главной улице движется танк, за ним следуют второй и третий. Они похожи на Т-34, но этого не может быть. Это, скорее всего, танки 16-й и 17-й танковых дивизий. Я делаю еще один круг. Ошибиться нельзя, это, без сомнения, Т-34 с пехотой, усевшейся сверху на броне. Иваны. Это не могут быть захваченные у них танки, которые мы иногда используем, поскольку в этом случае их экипажи стали бы стрелять в воздух из ракетниц или растянули бы на корпусах флаги со свастикой. Мои последние сомнения рассеиваются, когда я вижу что пехота открывает по нам огонь. Я отдаю приказ атаковать. Мы не должны сбрасывать бомбы на город, всегда есть вероятность, что внизу окажутся мирные жители, которые были захвачены врасплох и не смогли эвакуироваться из города. Провода высоковольтной передачи, высокие дома с антеннами и другие препятствия чрезвычайно сильно затрудняют атаки противотанковых самолетов с малой высоты. Некоторые из Т-34 кружат вокруг городских кварталов, так что легко потерять их из виду во время пикирования. Я расстреливаю три танка в центре города. Эти танки должны были откуда-то появиться. Мы летим на восток, вдоль железной дороги и шоссе. Всего в нескольких километрах за городом следующая группа танков катиться впереди колонны грузовиков с пехотой, боеприпасами и зенитными орудиями. Здесь, на открытой местности мы чувствуем себя в своей стихии и преподносим танкам неприятный сюрприз. Наступают сумерки и мы возвращаемся на базу. Восемь танков горят. У нас кончились боеприпасы.
Мы никогда не относились к нашей задаче несерьезно, но мы, возможно, были склонны относиться к охоте на танки как к разновидности спорта. Однако сейчас я чувствую, что все это уже перестало быть игрой. Если бы я когда-нибудь увидел еще один танк после того, как у меня кончились боеприпасы, я бы протаранил его своим самолетом. Я охвачен яростью при мысли о том, что эта степная орда катится через самое сердце Европы. Сможет ли кто-нибудь снова избавить от них Европу? Сегодня у них могущественные союзники, снабжающие их материалами и открывшие второй фронт. Принесет ли однажды поэтическая справедливость ужасное возмездие?
Мы летаем с рассвета до заката невзирая на потери, не обращая внимания на противника и плохую погоду. Мы участвуем в крестовом походе. Мы молчим между вылетами и по вечерам. Каждый выполняет свой долг стиснув зубы, готовый отдать, если понадобиться, свою жизнь. Офицеры и солдаты осознают, что жизнеутверждающий поток объединяет их в духе товарищества, невзирая на ранг и класс. И так было у нас всегда.