— Что случилось?
— Она поругалась с мужем, — сказала Мама Девочка, — и он ударил ее. Она хочет вызвать полицию. Говорит — не знала, что вышла замуж за сумасшедшего. Говорит, что он угрожает ее убить. Боится быть с ним под одной крышей. Хотела приехать к нам ночевать, но я, конечно, сказала ей, что нельзя. Просто не знаю, что для нее можно сделать. Он не из тех, кто бьет своих жен. Наверное, он просто толкнул ее. Глэдис говорит, что она в истерике и ей нужно успокаивающее, но у нее его больше не осталось и муж ей его больше не дает — говорит, что оно ей ни к чему и единственное лекарство для нее — это порка. Она просит, чтобы я взяла такси и к ней приехала.
— Поедешь?
— Нет. Брак — это такая штука, которую жене либо удается создать, либо не удается — но создать его должна она сама. А потом, эти дни мы отдыхаем. Все, чего я сейчас хочу, так это отмокнуть в ванне и завалиться спать. А ты?
— Я тоже. Но все-таки мне жаль Глэдис.
— Думаешь, мне не жаль? Ведь я знаю ее с тех пор, как нам с ней было шесть или семь лет. Она всегда была невозможной, но внутри, где-то в глубине, она хорошая.
— Я знаю. Я люблю ее. Если ты хочешь поехать к ней — поезжай, мне не будет страшно одной. Я выкупаюсь и лягу спать.
— Нет, — сказала Мама Девочка, — я ей друг, но поехать к ней сейчас было бы ошибкой. Это было бы нехорошо по отношению к бедному Хобарту, да и к ней тоже. И вообще, ничего необычного в этой ссоре нет. Рано или поздно такое происходит в каждой семье. Это часть брака, а брак — трудная вещь. Он нелегок, если оба очень бедны, он нелегок, если оба очень богаты, он нелегок, если один богат, а другой беден.
— Почему?
— Потому что в браке один человек — мужчина, а другой — женщина.
— А не легче было бы, если бы оба были женщины?
— Тогда это не будет брак.
— Почему? Для брака нужны двое, так вот пусть и будут две женщины.
— У двух женщин не могут родиться дети.
— А разве они не могут взять чужого ребенка?
— Нет, потому что никакой ребенок не хочет двух матерей. Он хочет одну мать и одного отца — своих собственных. Одной матери для ребенка достаточно, а бывает даже, что и слишком много. И теперь я, кажется, понимаю, из-за чего все их ссоры.
— Из-за чего?
— Из-за детей.
— У них есть дети?
— Нет, на это нужно некоторое время, но все равно ссорятся они, вероятно, из-за них, хотя сами, вероятно, думают, что из-за чего-то другого. Я уверена — он хочет, чтобы она стала настоящей женщиной и родила ребенка, а она стать настоящей женщиной пока просто не может.
— На вид она настоящая.
— Этого нельзя увидеть, это внутри нас. И это очень трудно — быть настоящей женщиной.
— Но ведь ты, когда вышла замуж, стала настоящей женщиной?
— Не уверена, — ответила Мама Девочка, — с тех пор я родила твоего брата, а потом тебя, но пока не уверена, что стала. Тут даже дети не всегда помогают.
— Не понимаю.
— Конечно, не понимаешь. Мне уже тридцать три года, а я и то только начинаю понимать.
— Что же это значит — быть настоящей женщиной?
— В браке настоящая женщина живет для своего мужа, а он живет для нее, потому что жизнь друг для друга означает детей и семью, а семья для мужчин, женщин, мальчиков и девочек — самая нужная вещь. Семья — это все. Так всегда было. А семьи получаются только из браков, но беда в том, что браки — настоящие — почти невозможны.
— Почему?
— Не знаю точно, но это связано с тем, что люди думают, и с тем, как они живут — во что верят и чего хотят. А теперь давай выкупаемся и ляжем спать.
— Хорошо, но ты на меня не сердишься?
— Нет, конечно. С чего ты взяла, что я должна на тебя сердиться? Просто я очень беспокоюсь о бедных Глэдис и Хобарте. Будет жаль, если они наделают глупостей.
— Может, лучше все-таки тебе к ним съездить?
— Нет, я точно знаю — было бы хуже.
Мы выкупались и легли спать. Я уж почти было заснула, когда Мама Девочка вдруг приподнялась, схватила телефонную трубку и сказала отельной телефонистке номер Глэдис. Мама Девочка долго ждала ответа, но его так и не было. Она соскочила с кровати и закурила «Парламент», а потом опять попросила телефонистку дать тот же номер, но ответа опять не было.
— Что мне делать, Лягушонок?
— Не знаю, Мама Девочка.
Она кончила одну сигарету и закурила другую, а потом достала из шкафа платье и начала быстро одеваться, а потом снова все сняла с себя и убрала на прежнее место.
— Нет, — сказала она, — это не мое дело, и нечего мне в него соваться. Я приехала сюда работать — только работать. Я просто не могу позволить себе думать о чем-либо, кроме пьесы. Начинается самое трудное. Глэдис и Хобарту придется решать все свои проблемы самим, как и всем другим людям.
Она выключила свет и снова легла, но была вся как на иголках, и я тоже. Я слушала дождь, но теперь это уже не доставляло мне никакого удовольствия. Мне хотелось сказать что-нибудь такое, чтобы Мама Девочка перестала чувствовать себя как на иголках, но я ничего не могла придумать.
— Могу сказать одно, — снова заговорила Мама Девочка, — помоги Бог всем женатым и замужним, а Глэдис и Хобарту — в особенности. Им очень нужна помощь, страшно нужна, так, как никаким другим мужу и жене на свете.
— Да, — сказала я, — помоги им Бог, но почему им Его помощь нужна больше, чем другим?
— Потому что она никак не может перестать быть Глэдис Дюбарри — девушкой с состоянием, а пока она остается Глэдис Дюбарри — девушкой с состоянием, девушкой из общества, красивой девушкой, девушкой с колонки светской хроники, — брака нет и не будет.
— А что будет?
— Два человека, — ответила Мама Девочка, — он и она, убивающие друг друга бесконечными бессмысленными ссорами. Слава богу, что я разведена. Я имела девять лет такого, и с меня хватит. Ему пришлось со мной трудно, но не потому, что я этого хотела. Мне тоже пришлось с ним трудно, но я знаю, что и он этого не хотел. Так у нас получалось, и мы ничего не могли с этим поделать.
— Хобарт и вправду хочет убить Глэдис?
— Да конечно нет, это все ее выдумки. Ты спишь, Лягушонок?
— Почти, Мама Девочка. Ты не расстраивайся.
— Я не расстраиваюсь — правда-правда. Просто мне немножко грустно — грустно, потому что я радуюсь, что все это кончилось, и у меня по-прежнему есть ты, и у твоего отца по-прежнему есть ты, и у меня есть Пит, и у него есть его отец, и у вас обоих есть мы.
— И вы с Папой Мальчиком — друг у друга, да?
— Да, пожалуй, — сказала Мама Девочка. — Мы разведены, но только после развода мы с ним как будто начали становиться друзьями.