Как вскоре обнаружил Рейман, кроме тех мест, где участки заградительного пояса находились под непосредственным контролем армии, так называемые узлы сопротивления часто представляли собой всего несколько окопов, прикрывавших главные дороги, несколько разбросанных батарей или сооружений, усиленных бетоном и поспешно превращенных в блокгаузы; окна закладывали кирпичом, оставляя щели для пулеметов. Эти жалкие позиции, в большинстве своем даже без личного состава, были отмечены на оборонных картах имперской канцелярии как главные опорные пункты.
Главная линия обороны проходила через сам город тремя концентрическими окружностями. Первая, в 60 миль по периметру, бежала по окраинам. В отсутствие надлежащих укреплений для заграждений использовались любые подручные средства: старые железнодорожные локомотивы и вагоны, разрушенные здания, массивные стены из бетонных блоков, бомбоубежища и естественные преграды: берлинские озера и реки. Теперь целые отряды работали день и ночь, пытаясь связать естественные и искусственные преграды в единую линию обороны и противотанковый барьер. Работа велась вручную. Никакой техники не было. Большинство тяжелых землеройных машин давно отправили на восток укреплять Одерский фронт. Использование оставшихся было ограничено из-за дефицита топлива… каждый добытый галлон отправлялся в танковые дивизии. Предполагалась, что на этих трех оборонительных обводах работают 100 000 человек.
На самом деле никогда не набиралось более 30 000. Не хватало и ручных инструментов; даже печатались призывы в газетах приносить кирки и лопаты, но это почти не давало результатов. Как сформулировал полковник Рефьёр, «берлинские садовники, видимо, считают вскапывание своих огородов более важным делом, чем противотанковые ловушки». Правда, Рефьёр думал, что надежды нет в любом случае: внешний обвод ни за что вовремя не закончат. Тщетный, бесполезный труд. Второй или средний обвод мог бы стать труднопреодолимой преградой, если бы укомплектовать его испытанными в боях и в избытке обеспеченными оружием войсками. Периметр его составлял около 25 миль, а заграждения давно были на месте. Железнодорожную систему Берлина превратили в смертельный капкан. В некоторых местах ширина выемок железнодорожных путей и полос отчуждения составляла от ста до двухсот ярдов, что было идеально для противотанковых рвов. Из укрепленных зданий, выходящих на пути, артиллеристы могли подбивать танки, запутавшиеся в траншеях. В других местах рельсы шли по высоким насыпям, представлявшим собой прекрасные защитные валы. Если же враг прорвет и эти укрепления, оставался третий, или внутренний, обвод, защищавший городской центр. Названный Цитаделью, этот последний рубеж лежал между рукавами канала Ландвер и рекой Шпре в центральном районе. Почти все главные правительственные здания сгрудились на этом оборонном островке. Последние защитники города должны были держать оборону в огромных сооружениях, связанных между собой баррикадами и стенами из бетонных блоков: в огромном министерстве авиации Геринга, в колоссальном военном штабе Бендлер-Блок, в пустой громаде имперской канцелярии, по которой гуляло одинокое эхо, и в рейхстаге.
Лучами, исходившими из Цитадели до внешнего обвода, огромный город был разрезан, как пирог, на восемь секторов; каждый сектор со своим командующим. Начиная с района Вейсензе на востоке сектора обозначались по часовой стрелке от «А» до «Н». Сам внутренний обвод назывался «Z». Для поддержки обводов обороны по городу были разбросаны зенитные башни: в Гумбольдтхайне, Фридрихсхайне и на территории Берлинского зоопарка.
«Крепости» Берлин не хватало многих жизненно важных звеньев, и самым решающим были людские ресурсы. Даже в идеальных условиях для обороны города, по мнению Реймана, потребовалось бы 200 000 прекрасно обученных и испытанных в сражениях солдат. Вместо этого для защиты 321 квадратной мили Берлина, площади, равной примерно восьми Нью-Йоркам, он располагал пестрой компанией от пятнадцатилетних членов гитлерюгенда до стариков старше семидесяти лет. У него были полицейские, инженерные части, расчеты зенитных батарей, но вся его пехота состояла из 60 000 необученных фольксштурмовцев. Сейчас эти усталые пожилые люди или копали траншеи, или медленно брели на позиции на подступах к Берлину. Именно им предстояло вынести на своих плечах главную тяжесть обороны города. Фольксштурм занимал низшую ступень в военном мире. Хотя в тяжелые времена фольксштурму предстояло сражаться бок о бок с вермахтом, его не считали составной частью армии. За фольксштурм, как и за гитлерюгенд, ответственность несли местные партийные функционеры; до начала сражения Рейман даже не мог командовать этими частями. Даже обеспечение фольксштурма было делом партии. У фольксштурмовцев не было ни собственного транспорта, ни полевых кухонь, ни коммуникаций. В целом треть войск Реймана не была вооружена. Назвать вооруженными остальных можно было лишь с большой натяжкой. «Их оружие, — вспоминал Рейман, — было произведено во всех странах, с которыми или против которых сражалась Германия: в Италии, России, Франции, Чехословакии, Бельгии, Голландии, Норвегии и Англии.
Найти боеприпасы к не менее чем пятнадцати различным типам винтовок и десяти видам пулеметов было практически безнадежным делом. Батальонам, вооруженным итальянскими винтовками, повезло больше, чем другим: каждому бойцу досталось максимум по двадцать патронов. К бельгийским ружьям, как обнаружилось, подошел один из типов чешских патронов, но бельгийские патроны не годились для чешских винтовок. Греческого оружия было мало, но почему-то оказалось очень много греческих патронов. Дефицит боеприпасов был столь острым, что даже нашли способ подогнать греческие патроны под итальянские винтовки. Однако подобные отчаянные импровизации вряд ли могли разрешить общую проблему. В первый день русского наступления средний боезапас каждого фольксштурмовца составлял примерно пять патронов на винтовку.
Объезжая восточные окраины, Рейман понимал, что русские просто перекатятся через немецкие позиции. Слишком многого и очень необходимого не хватало. Почти не было мин, а потому практически не было и столь важных для обороны минных полей. Достать колючую проволоку — самый древний и эффективный элемент обороны — было практически невозможно. Артиллерия Реймана состояла из нескольких мобильных зениток, нескольких врытых в землю по башни танков, прикрывавших своими пушками подступы к улицам, и массивных башенных зениток. Последние хотя и были очень мощными, однако стрельба при больших углах возвышения имела очень ограниченное применение. Их невозможно было перенацелить на землю для отражения пехотных и танковых атак.
Рейман знал, что его собственное положение безнадежно, и так же пессимистично относился к общей ситуации. Он не верил, что Одерский фронт удержат, не ожидал помощи от войск, отходящих к городу. Полковник Рефьёр обсуждал возможность получения подмоги с офицерами штаба генерала Буссе и получил четкий ответ. «Не ждите нас, — сказал начальник штаба Буссе полковник Артур Хольц. — 9-я армия стоит и будет стоять на Одере. Если понадобится, мы все погибнем там, но не отступим».
Рейман вспомнил о разговоре с начальником фольксштурма в одном из секторов. «Что вы будете делать, если вдруг увидите вдалеке русские танки? Как вы нам сообщите? Предположим, сюда направляются танки. Продемонстрируйте мне ваши действия».