— Значит, эта развилка, на которой сейчас стоим, и есть отмеченное крестом место. Так. Мы неправильно, не с той стороны, на него заехали. — Внезапно он оживляется и весело кричит водителю: — Разворачивай машину! Гони к исходному рубежу!
Наш БТР на скорости выходит к перекрестку, с которого на зачистку ушли остальные группы. Капитан считает повороты и диктует путь водителю. На пятом мы заворачиваем и выползаем прямо на покинутую десять минут назад развилку, но уже с нужной, правильной стороны. Довольный такой удачей, Безумный радостно сообщает:
— Приехали!
По общей команде «К машине!» мы прыгаем на землю в мягкую пыль. Солдаты оцепляют развилку, кто-то остается у БТРа на охране, остальные идут вдоль изрешеченных войной домов, среди которых встречаются руины; нетронутые огнем или уже залатанные после боев, жилые глинобитные дома. Откуда-то подходит контрактник Бродяга, русский участковый. Его группа чистит прилегающую к нашему участку «зеленку». Там скучно, и Бродяга присоединяется к моей группе. Вдвоем мы проверяем паспорта у населения, весело переговариваемся. Его БТР заплутал так же, как и мой, и с такими же похожими анекдотами нашел свое место в этой зачистке.
Солдаты молча следуют за нами, во дворы заходят редко, больше занимают оборону по кругу дома. Спокойно и расслабленно мы толкаем перед собой привычную скуку нового дня. Под крышами нежилых разбитых домов прячутся прохладные тени. Поникнув от поднявшегося в зенит солнца, мы подолгу бродим в этих заплесневелых, позеленевших от времени стенах.
Короткие, рваные улицы нищих дворов кончаются, не успев начать свой разбег. Зачистка окончена. Но солдаты находят в одном из подвалов брошенных домов тайник, по-нашему, схрон, — с гранатами, патронами и даже одной миной МОН-50. Армейцы запрашивают по рации командование. Из нашего РОВДа сюда направляется следственно-оперативная группа (СОГ), в бесконечном ожидании которой мы с Бродягой засыпаем в тени БТРа.
Прибывшая СОГ долго собирает необходимые бумаги, опрашивает солдат, фотографирует найденные боеприпасы, подвал, развалины дома. Неугомонная солдатня один за другим вскрывают все новые схроны в близлежащих дворах. Их находят в шатающихся стенах, под прогнившим полом, в заросших бурьяном колодцах. Следователь, старший группы, отказывается фиксировать на бумаге каждый схрон. На такую работу уйдет уйма времени, да и ни к чему, кроме лишней макулатуры, это не приведет. Прибывшие саперы комендатуры, сваливают в одну кучу все находки и в том же подвале уничтожают их накладным зарядом. Трескучее эхо взрыва раскалывает жаркую пелену воздуха.
Зачистка давно закончена. Наша колонна стоит на пустом поле перед 20-м участком. Прошло уже полдня.
Тушенка моя давно съедена, вода, которую припас Бродяга, выпита. Вдвоем, неподалеку от армейцев, мы валяемся в густой майской траве под огромным раскаленным камнем. Я ухожу в тревожный, перекатывающийся волнами через мое сознание сон. БТРы, будто то совсем пропадают вокруг, то заезжают прямо на меня и вдавливают в землю. Это автомат лежит на груди. Я сбрасываю привычную тяжесть металла и вновь проваливаюсь в пропасть.
Встряхнутый каким-то неуловимым чувством, я мгновенно просыпаюсь. Передо мною трет глаза поднимающийся с земли Бродяга. Армейцы заметно оживились и, пересекая поле, стягиваются к машинам. Все. Домой.
Унылое ожидание душного вечера втягивается в притихший от дневной жары мир.
Подгоняемые голодом, мы прямо с брони прыгаем перед придорожным кафе, в нескольких десятков метрах от отдела. Армейцы, пожелав нам удачи, уводят свои БТРы по пылающей от раскаленного асфальта дороге.
На вечернем разводе объявляется о новой завтрашней зачистке. Я вытаскиваю во двор ведро воды и за зданием отдела смываю с себя въевшуюся дневную грязь.
За эти дни произошло очень много событий. А больше одно, перекрывшее все взятые. 9 мая во время парада Победы на стадионе «Динамо», в самом центре Грозного, в результате теракта погиб президент Чечни Ахмат Кадыров. Под ним взорвали трибуну. Пострадали и мирные люди.
Все эти дни с 10-го числа мы стоим всем отделом вдоль дорог района и в сердцах клянем свое командование, выставившее нас на оборону Грозного.
Так и сегодня, с 07.00 я толкаюсь с собственной тенью на улице немирного города. В ста метрах от меня по другую сторону улицы стоит другой участковый, великан Ахиллес, самый здоровый и добродушный среди контрактников человек. Дальше стоят чеченцы. Мы выставлены в шахматном порядке через сто, сто пятьдесят метров с одной задачей: не допустить прорыва в город боевиков. Интересно тут только одно: как это будет выглядеть на самом деле при их нападении? В обязанность нам руководство отдела вменило проверять проходящие машины, но строго по одному, так как, если кого-то убьют, то другой не пострадает и, сумев оценить обстановку, прицельным огнем поразит со ста метров всех бандитов.
Тайд, начальник нашего РОВДа, старый седой полковник с громадным животом, каждое утро, выгоняя личный состав на улицы, переживает за судьбу Грозного:
— В городе обстановка очень осложнилась. Всех до единого на улицы выставить! Вы, смотрите там, по двое, по трое не стойте, строго по одному…
Между нами свое прозвище «Тайд» начальник получил в честь знаменитого стирального порошка, который и отбеливает, и отстирывает, и чего только не делает. Излюбленными выступлениями Тайда были постоянные угрозы в наш адрес:
— Я вас выведу на чистую воду! Я вас так ототру, что мама родная не узнает! Людей из вас сделаю вот этими руками!..
Торчать здесь нам до 19.00. Ни завтрак, ни обед ни для кого не предусмотрены.
Недалеко от меня стоит 31-й блокпост Приморского ОМОНа.
Всю ночь лил дождь, и трава, влажная и тяжелая, выгоняет меня из зелени обочины к краю дороги. Подходит скучающий Ахиллес. Какое-то время мы стоим на бетонной полосе и пинаем мелкие камешки. Новый день быстро разгорается, становится жарко. Мы, прячась под деревом от посторонних глаз, сидим на толстой, нагретой солнцем трубе.
Не зная, чем убить время, мы начинаем сплетничать и рассуждаем о возвращении домой, до которого каждому еще больше полугода. Невыразимо пустое, сверкающее небо висит над головами.
В обед мы покупаем две палки колбасы, булку хлеба и два литра молока.
Измотанные третьим днем такой сидячей пытки, ничуть не заботясь о своей безопасности, подставив спины пешеходной дорожке, по которой изредка ходят люди, мы слепо глядим перед собой и клюем носом. Я падаю с трубы и измазываю в зелени оба колена.
К вечеру меня и Ахиллеса забирают с поста чеченцы.
В отделе Тайд клятвенно обещает, что сегодня был последний день бессмысленного стояния.
Прибывший из комендатуры на утренний развод майор Перекур, тот самый, что так неудачно на прошлой неделе приглашал нас на зачистку, просит у Тайда двух сотрудников для проверки больниц района на предмет обращения кого-либо с огнестрельными ранениями. Начальник тыкает пальцем на меня и чеченца-гаишника.