Ныряющие в темноту | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Затем эти люди приступили к отсечению старого мышления. Они заставляли Колера изучать схемы палуб и фотографии, чтобы определить самые «хлебные» места кораблекрушения: ныряльщики, которые опускались на дно и вслепую шарили руками в поисках трофеев, никогда не поднимали наверх столько добра, сколько человек, знающий, что и где нужно искать. Они проповедовали коллективную этику, когда ватага работала вместе и делилась трофеями: Колер всегда должен быть готов взять к себе в мешок вещи другого ныряльщика и закончить за кого-то тяжелую работу или сделать что угодно, что будет способствовать наибольшей общей добыче. А как насчет ненасытности Коллера к трофеям? «Отлично, крошка, но только не внутри группы. Внутри группы, запомни это, никто никого не надувает!»

«Отчаянные» проводили свои самые лучшие уроки по пути к местам кораблекрушений, и их методика была древней и надежной. Они обсуждали, как угол наклона затонувшего судна открывал место, где лежат наиболее ценные вещи. Они объясняли, что красивее использовать мозги и стальной клин, в отличие от грубой силы и кувалды. Они были ходячими энциклопедиями несчастных случаев во время погружений. Они изучали опаснейшие ситуации, приступы кессонки, случаи гибели под водой, детально разбирая каждый такой случай, пока не доходили до его причины, чтобы предупредить его повторение. Много лет изучая, как погибали другие, они полагали, что ныряльщик, вооруженный такими знаниями, имеет меньше шансов закончить подобным образом.

Ныряльщики забрасывали Колера инструкциями к выживанию. Они учили его, что пока он дышит, с ним все в порядке, дни учили его реагировать на возрастающую панику спокойствием и контролем ситуации. Они вбивали в него страх перед стремительным, без декомпрессии, подъемом на поверхность, и когда они говорили: «Да я лучше перережу себе глотку, чем испытаю приступы кессонки», он им верил, потому что видел людей, которые поднимались на борт судна с кровавой пеной у рта и сдавленным сердцем. Они постоянно предупреждали об эффекте «снежного кома» — ситуации, когда ныряльщик игнорирует мелкую проблему-другую, чтобы оказаться перед лицом других проблем, которые, соединившись с первыми, обрекают его на гибель. «Всегда решай первую проблему, моментально и как следует, — говорили они, — или тебе конец».

Колер прислушивался к каждому слову. Когда они брали его к самым опасным местам кораблекрушений, он делал то, что полагается: набивал мешки и оставался целым. На следующий год он участвовал во всех рейсах, которые фрахтовали «отчаянные». Для этих людей Колер был салагой, тем не менее он привнес в их группу то, чего они до сих пор не видели. Парень не знал ни скептицизма, ни цинизма, у него не было недостижимых целей, не было чрезмерно великих идей. Он верил, как в Самого Бога, что они способны поднять колокол с носа «Коимбры», несмотря на то, что затонувшее судно имело четыреста футов длины, лежало в ледяной воде на глубине 180 футов и никто из ныряльщиков не был еще на носу этого судна. «Это отличный способ нас всех угробить, умник», — говорили они ему, кидаясь в него банками из-под пива. Но, как бы они ни смеялись над фантазиями Колера, как бы они ни старались сокрушить его уверенность, как бы их ни забавляло его раскрасневшееся лицо, когда он настаивал: «Это реально!», они все-таки задумывались над тем, что Колер может оказаться прав. Через месяц после того, как Колер предложил поднять колокол с «Коимбры», «отчаянные» вооружились дополнительными баллонами, разработали совместный план и стали первыми ныряльщиками, которые обследовали носовую часть затонувшего судна. (Правда, в тот день никому не удалось поднять колокол.)

Однажды по пути домой после погружения, разговор ныряльщиков коснулся солидарности. Они раздумывали над тем, чтобы увеличить свою команду и фрахтовать суда полностью для себя, таким образом экономя деньги и независимо решая, куда надо идти. Но для этого каждый член команды должен будет платить за фрахт независимо от того, выходит ли он в море или нет. Таким путем команда может добиться реального влияния.

Один за другим мужчины, участвовавшие в этом рейсе, произнесли: «Я — за». Теперь команде нужно будет иметь официальное название. Кто-то сказал: «Атлантические искатели кораблекрушений». Отлично! Другой предложил одеться в одинаковые ветровки. «Мы не чертова команда по боулингу», — ответили все. А как насчет одинаковых джинсовых курток с нашивками, изображающими череп и кости? Это подойдет. Теперь изначальные шесть членов команды должны избрать четырех дополнительных, и решение должно быть единогласным. Присоединиться к ним могли только лучшие ныряльщики, с соответствующим характером, которые уже погружались с ними и разделяли их жизненное кредо. Когда предложили Колера, были подняты вверх четыре больших пальца, а два опущены вниз. Он пал духом. Никто не произнес ни слова. После этого два члена команды, вдоволь потешившись над Колером, также подняли вверх свои большие пальцы. «Зубоскалы», — подумал Колер. Полилось пиво. Прозвучали клятвы верности. Так появились на свет «Атлантические искатели кораблекрушений».

Примерно в то же время, когда Ричи стал членом «Атлантических искателей кораблекрушений», он узнал от людей, что отец встречается с его бывшей подружкой, с которой Ричи жил год назад. Он напрямую спросил об этом отца, который сказал, что это правда, их отношения длятся уже много месяцев. Ричи был уничтожен. Целую минуту он не мог говорить.

— Как ты мог? — выдавил он из себя наконец.

— Я твой отец и могу делать все, что захочу, — ответил Колер-старший. — Если тебе это не нравится, вот дверь.

Дверь… Если он сейчас выйдет из нее, то назад уже не вернется. В понимании отца у человека, который решает уйти, пути назад нет. У Ричи комок подступил к горлу, а лоб покрылся красными пятнами. Его дыхание с шумом вырывалось из ноздрей. Он может сейчас отступить, пробормотать какую-нибудь резкую глупость, чтобы сберечь достоинство, спасти работу и будущее, отношения с отцом. Кроме того, он ведь больше не любил эту женщину, да и кто она такая, чтобы он из-за нее уходил из собственного дома? Он взглянул отцу в глаза. Тот даже не мигнул. Если Ричи сейчас уйдет, он потеряет этого человека, этого сильного человека, который знал океан, разбирался в бизнесе и укрепил самого Ричи перед лицом мира. Сможет ли он? Но у Колера было уже свое понимание о жизни. Он мог до конца выдержать что угодно, если знал, что это справедливо. «Я выбираю дверь», — сказал он отцу.

В тот день Ричи забрал свои вещи из подвала «Фокс Гласс». Пройдут годы, прежде чем он снова увидит отца.

Теперь ему надо было искать работу. Торговец стеклом назвал ему компанию, которая хорошо платит и сейчас подыскивает кого-то с таким опытом, как у Ричи. Через несколько дней он уже трудился в «Акт II Гласс энд Миррорз», компании, которая обслуживала Нью-йоркскую еврейскую ортодоксальную общину. Он поладил с владельцем и четыре месяца спустя стал прорабом.

Следующие два года Колер много работал и сделал компании имя. Владелец вознаградил его усилия, предложив стать своим партнером. Жизнь вновь была прекрасна. Летом он отдавал дань «Атлантическим искателям кораблекрушений». Океан до сих пор не встречался с подобной командой.

Пища была культом во время выходов команды в море. Ныряльщики брали с собой самые отборные мясные закуски, сыры, копченую колбасу пепперони и выпечку, и все — в количествах, достойных римских оргий. Если кто-то из парней брал приготовленный женой салат из помидоров с сыром моцарелла, другой обязательно старался превзойти его, взяв в следующий раз приготовленную женой на медленном огне свиную вырезку. Время от времени ныряльщики сами готовили на корме судна, на рашпере, бифштексы, цыплят, а иногда пойманную на острогу камбалу.