К его удивлению, невольница и вправду заснула. Места на лапнике были все заняты, а потому Середин прижал рабыню к себе и продолжал не торопясь гладить по голове, глядя на весело приплясывающий огонек и старательно вслушиваясь в звуки ночного леса.
Лишь когда над отрогами выползла луна, ведун растолкал холопа, уложил на его место обмякшее тело девушки, а сам вытянулся по другую сторону костра, не столько ища тепла, сколько просто радуясь уюту, растекающемуся от яркого огня.
Проснулся Олег от холода. И от криков. Любовод прижал холопа к стволу дерева и орал тому в самое лицо:
— Из-за тебя, выродок, нас сонными любой тать зарезать мог, зверь порвать, чудище колдовское порубить! Тебя чего ради караулить оставляли?! Чтобы спал ты, как сыч ночной, али чтобы покой общий караулил?!
— Заснул, что ли? — спросонок поинтересовался Середин.
— Да он, друже, — оглянулся купец, — и сам продрых, и других никого не разбудил!
— Хорошо, живы остались, — коротко подвел итог Олег, уселся, нащупал на поясе флягу, выдернул пробку и сделал несколько глотков. — Хорошо. Да только времени жалко. Давайте уходить. Чем дальше убежим, тем больше шансов выкрутиться.
— У-у, нежить, — напоследок замахнулся Любовод, но бить не стал, а вернулся к своим пожиткам, опоясался, хлебнул из фляги, отер усы: — А может, оставить его? Пользы никакой, токмо харчи переводит.
— Надо бы, — согласился Олег, поднявшись и тоже опоясываясь. — Но харчей у нас пока все равно нет. Так что пусть идет пока. Там посмотрим. При крайней нужде на мясо пустим.
Новгородец усмехнулся и спорить больше не стал. Холоп, с изрядным кровоподтеком под глазом, заметно побледнел, но тоже промолчал. Что, учитывая обстоятельства, было совсем неплохо. Еды у путников с собой не имелось, посему вопрос о завтраке тоже не стоял, и минуты через три люди уже двинулись в дальнейший путь.
Лес, с высоты отрога представлявшийся гладким зеленым простором, на деле оказался завален камнями самых разных размеров — от замшелых булыжников величиной с детскую голову до крупных гранитных валунов с трехэтажный дом. И если вторые можно было просто обойти, то на первых у людей то и дело соскальзывали ноги. Уже к полудню каждый из путников успел по паре раз подвернуть ступни, и теперь все хромали на обе ноги.
— Не могу больше, — оступившись в очередной раз, упал на трухлявый осиновый ствол Любовод. — Не могу. Пусть догоняет лучше. Исход един, а мучений меньше получится.
— Не сдавайся, друже, — присел рядом с ним Олег. — Пока борешься, всегда шанс на победу остается. Тот, кто сдается — проигрывает всегда.
— Откуда ей взяться, возможности-то сей, колдун? Нечто способен человек смертный с чудищем бессмертным, неуязвимым, побороться?
— Не колдун я, друже, — покачал головой Олег. — Ведун. Ведаю кое-что, простому люду не известное. Идем, Любовод, идем. Ну, подумай: коли ты тут чашу смертную изопьешь — что с зеркалами нашими будет? Другой кто-то рано или поздно найдет. Продаст твой товар за звонкое серебро, пить-гулять станет на твое богатство. А тебя, сгинувшего, и не вспомянет.
— Топить его надобно было! — оттолкнув ведуна, рывком поднялся купец. — Коли нам не достанется, так и прочим бы в руки не давалось!
— Идем, чего встал? — подтолкнул вперед Будуту Середин. — Шагай, солнце еще высоко.
Однако было ясно, что надолго людей уже не хватит. Не та дорога, чтобы трусцой по ней нестись. Да и бежать от стража Раджафа некуда. Все равно рано или поздно догонит. По реке сплавляясь, шанс уйти от него был. Пешему — ни единого. Нужно решаться на схватку. И делать это сейчас, пока никто ноги себе не сломал или еще чего не повредил. Вот только местность для этого крайне неудачная. Валуны, каменная крошка. Земля встречается лишь на небольших прогалинках между скальными выступами. Как, из чего лес вокруг растет — уму непостижимо.
— Проклятье! — Любовод свалился снова, схватился за ногу, лицо его скривилось от боли. — Проклятье Чернобогово на моей голове! Не могу больше, не хочу. Уходите.
— Как у тебя язык-то поворачивается! — опять присел рядом Олег, пощупал ногу. — Кость цела. Стало быть, страшного ничего не случилось. Идем!
— Не пойду, колдун, — покачал головой купец. — К чему мученья, коли конец един? Часом раньше, часом позже. Ты за меня не бойся, друже. Все там будем. На Калиновом мосту ныне же встретимся. А хочешь, я тебя и там обожду?
— Нет, Любовод, у реки Смородины ты меня дождешься не скоро, — выпрямляясь, вздохнул ведун, огляделся. — Ксандр, валун за соснами видишь?
— Который?
— Ну, бурый, мхом обросший. Сажени четыре в высоту.
— То же не валун, то скала будет…
— Да хоть обелиск, какая разница? Давай, помоги друга моего поднять, да к камню подвести. Будута, веревку не потерял? Урсула, а ты?
— Нет, господин, — провела девушка рукой себе по поясу.
— Отлично, тогда вперед. Давай, друже, на плечо мне обопрись.
— Какой же ты упрямый, колдун, — поморщился новгородец. — Не нужно мне плеча, сам дойду, коли недалеко. Но хоть там ты мне покоя дашь?
— Дам, дам. — Середин отпустил купца и пошел вперед. — Догоняй, все там отдохнем. Будута, веревку разматывай!
Взятый холопом конец имел в длину саженей шесть, может, чуть меньше. Олег привязал к нему веревку, снятую с девушки, удлинив примерно до десяти, небрежно приладил поднятый из-под ног камень, швырнул вверх. Первая же попытка принесла удачу — снаряд перелетел через валун, звонко цокнув обо что-то с той стороны.
— Отлично, держи, — отдал Олег конец веревки холопу. Сам обогнул гранитный монолит, без труда выпутал камень, отбросил в сторону, потом натянул веревку.
Послышался шорох, стук, испуганный женский визг. Ведун, ругнувшись, кинулся обратно:
— Что случилось?
Урсула указала себе под ноги. Там валялся почерневший от непогоды и въевшейся в кость грязи человеческий череп.
— Он упал сверху, господин…
— Сверху? — Олег поднял голову, погладил гранитный отвес. — Многозначительное начало. Ладно, может, еще что интересное там найдется. Ксандр, давай тогда ты первым наверх забирайся. Осмотришься, остальным подняться поможешь. Друже, как твоя нога? Подняться сможешь?
— Э-э, на мачту в бурю лазил, а уж тут… — обиделся купец.
— Тогда мы с Будутой с той стороны конец придержим. А то вы каждый, как мы двое, весите. Потом Урсула.
— Понятно, — кивнул кормчий, поворачивая пояс так, чтобы меч болтался позади, и взялся за веревку.
Середин с холопом обогнули валун, натянули конец с другой стороны. Вскоре он задергался в такт рывкам поднимающегося Коршунова. Небольшая передышка, и веревка задергалась снова, потом еще раз.
— Урсула, ты наверху?
— Да, господин!