— Не думаю, помедлив, сказал Штейн. - Не мои утверждать, но не думаю. Конечно, Штраух - красивая женщина, но... Я уже говорил, что фон Топпенау ограничивал свои связи польским высшим светом. И потом, если бы Эриха хоть раз видели с Ингой Штраух, это стало бы известно в посольстве. Мы наблюдали за знакомствами сотрудников посольства, криминаль-комиссар, а Инга Штраух не такая женщина, близость с которой осталась бы незамеченной.
— Значит, вы не думаете, что граф знал Ингу Штраух в пору варшавской службы?
— Знать ее Эрих мог, но близки они не были. Это бесспорно, криминаль-комиссар.
Хабекер чувствовал, что зашел в тупик. Длительные расспросы Штейна ничего не принесли. А может быть, они и не могли ничего принести?
— Н-да... — протянул Хабекер. — Странно. Все это очень странно... Тем не менее я весьма признателен вам, господин советник. Простите, не дадите ли вы характеристику и другим ведущим работникам посольства в Варшаве? И, если вас не затруднит, немного об их отношениях с графом и с Ингой Штраух.
Штейн переменил позу, закинул ногу на ногу, поджал губы.
— Право, не знаю, с кого начать? — неуверенно начал он. — Военный атташе Вольцов... Член партии. Кадровый военный. Грубоват, но всегда искренен. Сейчас на Восточном фронте. Графа фон Топпенау недолюбливал, но многое ему прощал как бывшему солдату Постойте! Вот кто был знаком с Ингой Штраух! Ну, конечно же! Штраух Дружила с его секретарем Соней фон Шрейбер! Вольцов сам мне рассказывал, что раза два обедал со Штраух и своей секретаршей!
— Минутку! — сказал Хабекер, черкая карандашом по бумаге. — Не так быстро, господин Штейн... Штраух Дружила с его секретарем. А кто такая фон Шрейбер?
— Ну, как вам сказать?.. Ничего примечательного. Родом из семьи крупного торговца зерном в Петербурге. И Родилась там. Между прочим, поклонница всего русского. Нет, нет, не советского, а именно русского. Самовары, калачи, цыгане и тому подобное. Но исключительно порядочна. Атташе Вольцов находил, что Шрейбер можно доверить любую тайну и быть абсолютно спокойным, что эта тайна останется погребенной, как в могиле.
— Означает ли это, что Вольцов доверял Шрейбер свои тайны? — спросил Хабекер.
— Как секретарь военного атташе, Шрейбер, конечно, знала довольно много. Но это касалось сведений о вооруженных силах Польши, наверное.
— Не мог ли Вольцов сообщать Шрейбер наши планы в отношении Польши?
— Не знаю. Конечно, мог. Но вряд ли он делал это. Он не был болтуном, криминаль-комиссар.
— Хорошо. Когда примерно Штраух познакомилась со Шрейбер и Вольцовом?
— Полагаю, году в тридцать восьмом... Да, именно так.
— На какой почве?
— Это мне неизвестно.
— Однако существовало же что-то общее у Штраух и Шрейбер, что способствовало их сближению? Как по-вашему?
— Вероятно, что-то было... Может быть, занятия, которые вела Штраух с немецкими женщинами в Варшаве?
— Это по линии женского отдела партии? Да.
— Хм! — сказал Хабекер. — Конечно, могло и случиться. А где сейчас Шрейбер?
— По-моему, в военно-воздушном министерстве. И говорили, она по-прежнему остается секретарем какого- атташе.
Ясно. Спасибо. Вы можете дополнить что либо еще?
— Нет...
— Так. Пожалуйста, о других работниках.
— Хорошо, — наклонил голову Штейн. — Ну, например, советник по экономическим вопросам Кирфель... Тоже член партии. Закончил университет в Берлине. Человек безупречный, мне кажется. Знал фон Топпенау очень хорошо, вел себя по отношению к нему сдержанно, но признавался, что граф ему антипатичен.
— Вам тоже признавался?
— Может быть, только мне и советнику Реннеру. У нас троих взгляды на вещи совпадали.
— Кирфель знал Ингу Штраух?
— Не больше, чем я.
— Понимаю. А кто такой советник Реннер?
— Макс Реннер? Один из самых способных дипломатов, пожалуй, какие находились в Варшаве. Дисциплинированный, исключительно работоспособный человек. В последние годы перед войной мы вместе работали в Москве. Реннер сделал очень много, господин криминаль-комиссар, чтобы заключить пакт с Россией и заглушить сомнения русских.
— Как Реннер относился к фон Топпенау?
— Точно так же, как я и Кирфель. Он недолюбливал этого человека.
— С Ингой Штраух был знаком?
— Как все остальные.
— Так. Продолжайте, господин Штейн. Кто еще работал в Польше?..
Штейн принялся перечислять дипломатов. Но сколь ко он их ни перечислял, Хабекер не смог услышать в характеристиках Штейна ничего предосудительного, такого что пролило бы свет на интересующие его вопросы.
Иные из дипломатов плохо жили с женами, других но подозревали в излишней близости к полякам, третьи просто не соответствовали должности, но никто из них не мог считаться человеком, особенно близким фон Типпенау или Инге Штраух.
Хабекер мрачнел.
Его версия об особых отношениях Инги Штраух и ее теперешнего начальника графа фон Топпенау рушилась и рушилась окончательно.
Сомнительней всех выглядели военный атташе полковник Вольцов и его секретарша фон Шрейбер. Тем более, что фон Шрейбер, если Штейн не ошибался, работала в том же министерстве, где и арестованный Генрих Лаубе.
«Может быть, нити ведут туда?» — спрашивал себя Хабекер.
Занятый размышлениями, он сначала не обратил внимания на одно имя, названное советником Штейном. Но Штейн продолжал говорить, и Хабекер вдруг насторожился.
— Я-то застал уже другие времена, — говорил Штейн. — Но раньше он посещал посольство запросто Когда только хотел. И мог прямо проходить к послу. А если Мольтке отсутствовал то шел к фон Топпенау.
— Простите, — прервал советника Хабекер. — О ком вы говорите? Я не расслышал имя.
— Я говорю об Эрвине Больце, — с оттенком недоброжелательности в голосе сказал Штейн, — о совладельце юридической фирмы «Хорст и Больц».
Благодарю. Так что с этим Больцем?
— Больц являлся доверенным лицом Мольтке — сказал Штейн. — Во всяком случае, до тридцать шестого года.
— Почему до тридцать шестого?
— Выяснилось, что он нечистокровный ариец — сказал Штейн. — Не то прадед Больца, не то с материнской стороны были евреями. И естественно посол отмежевался от прежнего фаворита.
Вход в посольство Больцу был запрещен.
— Так. Но почему вы о нем заговорили?
— Потому что о нем все говорили в Варшаве, — сказал Штейн. — Ни для кого не являлось секретом, что и посол, и фон Топпенау относятся к Больцу с полным доверием. Больц много ездил по Европе. Его фирма занималась делами немецких национальных меньшинств. Отсюда и поездки. Отсюда и разнообразные знакомства.