— Где зуб?
— В бараке. Можно мне за ним сходить? — Жожо обрадовался, что ему, быть может, удастся смыться, и уже сделал движение к двери.
— Спускай штаны, — сказал Дейбель. — Сперва получишь свое, потом принесешь зуб. Десять, — приказал он Фрицу. — Да поувесистей!
Жожо понял, что ничего не поделаешь. Он проиграл, но проигрыш не так уж велик. Десять ударов — это худо, но двадцать пять было бы куда хуже. Жожо стиснул зубы, снял пояс, отодвинул ящик с картотекой, налег на край стола и положил голову на руки.
Желая показать, что он достоин доверия Дейбеля, Фриц усердствовал: он засучил рукава и стегал изо всех сил. Жожо кряхтел, но не кричал. На четвертом ударе у него лопнула кожа, и эсэсовец, как это было ни странно, сказал: «Довольно!». Жожо осторожно выпрямился.
— А ты бы хотел продолжать? — спросил Дейбель Фрица.
— Без всяких! — усмехнулся коротышка…
— А ты бы не смог лупить так крепко? — обратился Дейбель к Жожо, явно потешаясь всем происходящим.
Злоба кипела в душе француза, но он сдерживался.
— Товарища — нет… — ответил он тихо.
— Даже Фрица?
Жожо поднял сухие глаза. В них мелькнуло что-то красное.
— Его — да, — сказал он еще тише. — Он не товарищ.
— Ах ты, французская свинья! — взъярился Фриц.
— Оставь его в покое, — усмехнулся Дейбель, — увидим, не врет ли он. Ну-ка спускай штаны и ложись на стол.
Фриц вытаращил глаза.
— Ты! — эсэсовец похлопал его по плечу. — Разве ты не торгуешь ворованным золотом? Ну-ка, живо, живо! — он перестал смеяться и вырвал из рук Фрица кабель. Теперь они стояли вплотную друг к другу, бледно-голубые глаза эсэсовца впились в карие глаза Фрица, и тот потупился.
— За что же меня бить? — забормотал он. — Что я сделал? — Дейбель продолжал пронзать его взглядом, и Фриц прошептал: — Вы велите французу бить немца?..
— Этим ты меня не проймешь, — сказал эсэсовец. — Ты не немец, ты дерьмо. Сегодня же пойдешь острижешься наголо и перейдешь из конторы в мусульманский барак, так и знай. А сейчас спускай штаны. На, Жожо! — и он подал французу кабель.
Фриц дернул пояс, расстегнул его, но все-таки еще раз строптиво поднял голову и спросил:
— А за что наказание, вы мне так и не скажете?
— Скажу. Где зубы с тех шести трупов, что ты закопал ночью?
— Убью Хорста! — прошипел Фриц.
Дейбель потешался.
— Ты думаешь, Хорст тебя выдал? А разве я сам не мог догадаться?
— Зубы я продал кельнеру на вокзале… И для вас купил сигарет… выложил Фриц свой последний козырь. Он знал, что это ему не поможет, что тем самым он только сует голову глубже в петлю, но был недостаточно умен, чтобы заставить себя замолчать.
— Да ты дерьмо, да еще опасное. Копиц был прав. С тобой я больше не связываюсь. Где зубы?
— Я выменял их на сигареты.
— На сигареты я тебе дал кое-что другое. О зубах я не знал, и ты хотел украсть их у германской империи. Где зубы?
Фриц наклонил голову.
— Всего было пять коронок, из них золотых только три. Стальные я выкинул, одну золотую продал, две у меня есть.
— В лагере? — быстро спросил Дейбель, и сердце у него подпрыгнуло от радости: стало быть, он все-таки наберет семь зубов, да еще один останется, чтобы подмазать Копица! Дейбель потер руки и благосклонно обратился к французу:
— Жожо! Сорви злость, отквитайся. Хочешь влепить ему двадцать пять?
Жожо взглянул на Фрица, потом на красный кабель в своей руке.
— Уже не хочется, — сказал он.
— Можешь не бояться, он тебе не отомстит. Он конченый человек. Бей!
Жожо смущенно усмехнулся.
— Не то чтобы я боялся… Но у меня… у меня болит спина. Может быть, Карльхен сделает это лучше?
Дейбель разочарованно покачал головой.
— Вижу, что ты выкручиваешься. А без злобы это было бы уже не то. Почему только вы, французы, такие выродки?.. Ну, сходи-ка за зубом. А Фрица отделает кто-нибудь другой, — добавил он со вздохом.
У конторы уже стояла целая очередь: встрепанный Эрих прибежал из комендатуры, ему нужно быдо навести какую-то справку в бумагах; Хорст передал надзор за стройкой Дереку и пришел узнать, что случилось с Фрицем; доктор Имре, выполнив распоряжение Дейбеля, принес ему пять обещанных зубов. Но Фредо не впускал никого. Опершись плечом о притолоку, так что ему было слышно почти каждое слово, он преграждал вход в контору. «Герр обершарфюрер велел не мешать ему».
Потом вышел Жожо — с самым бравым видом, широко улыбаясь. На все вопросы он только пожимал плечами и поспешил к своему бараку так быстро, как только мог. Вскоре послышался голос Дейбеля: «Фреедо!»
Грек вбежал в контору, вслед за ним осторожно вошли остальные. Эсэсовец стоял у стола и потряхивал на ладони две золотые коронки.
— Хорошо, что вы пришли. Имре, принес?
Долговязый венгр кивнул.
— Я их уже продезинфицировал. — И он высыпал из старой жестяной коробочки пять коронок на ладонь Дейбеля.
Эсэсовец стоял, покачиваясь с пятки на носок.
— Слушайте меня хорошенько. Я установил, что сегодня ночью Фриц совершил тяжелый проступок против Германии. Знал об этом староста лагеря?
Хорст был бледен как мел. Он покачал головой.
— Я? Что вы!
— Знал! — раздался из-за занавески глухой голос Фрица.
— Опасный человек, — сказал Дейбель, показав глазами на занавеску. Что ты знал, Хорст?
— Я был с ним на вокзале… знал, что он продает… это самое… Но он сказал, что… ему так приказано…
— Ты так сказал? — повысил голос Дейбель, обращаясь к Фрицу.
Фриц не ответил. Зато на другом конце барака открылась дверь, вошел Жожо и положил на ладонь эсэсовца еще одну, особо крупную золотую коронку.
— Вопрос ясен, — заключил Дейбель, засовывая всю добычу в карман. Мне надо идти. Днем Карльхен всыплет Фрицу двадцать пять горячих. Потом обрейте его наголо и переведите в мусульманский барак.
Он взял свой красный кабель, лежавший возле картотеки, и взбежал по ступенькам.
7.
В полдень началась раздача еды. Первыми выстроили тех, кто не работал. Длинная очередь растянулась по Лагерштрассе до самой конторы. Помощники Мотики вытащили из кухни два громадных котла, наполненных вареной картошкой в мундире. От картошки поднимался пар, у нее был запах, от которого кружилась голова. Продрогшие «мусульмане» благоговейно закрывали глаза, некоторым казалось, что у них выворачивается желудок.
Кругом стояли капо с дубинками, фамильярно переговаривались с людьми из кухни и строго следили за очередью.