Все четверо бегут что есть мочи, чтобы скрыться от преследования. Но уже начинает сказываться усталость, они невольно замедляют бег. Марсо из-за поврежденной ноги не может поспеть за остальными, и товарищи вынуждены время от времени останавливаться и поджидать его. Расстояние между ними и их преследователями все больше и больше сокращается… Дарнановцы теперь находятся менее чем в ста метрах… Сейчас они их настигнут. Вот враги уже стали стрелять наугад. Позади слышен топот, крики, которые становятся все громче… Беглецы достигают наконец полосы деревьев, и вдруг перед ними — вздувшийся от грозового ливня ручей, скрытый в складках холмистой местности…
Они переглядываются, у всех одна мысль: сейчас нас схватят. Схватят… Они уже видят собственные тела, искалеченные, обезображенные врагом, свои изуродованные лица, раздробленные конечности, плавающие в крови, смешанной с грязью… Слева, в десяти метрах от них, виден небольшой мостик, перекинутый через ручей. Марсо не может больше бежать. Он указывает Рамиресу на этот мостик.
— Бегите!
— Но…
— Это приказ. Живо!
Стиснув зубы, Марсо прыгает в ручей и очередью из автомата сбивает первого появившегося перед ним дарнановца, высокого щеголеватого парня с длинными вьющимися волосами. Схватившись за живот, тот падает без звука. Другие преследователи сразу останавливаются и прячутся в кустах. Эта передышка, хотя и очень маленькая, все же дает возможность товарищам Марсо уйти вперед…
Марсо остается один. От неловкого движения автомат, который он держит в руке, падает в воду, и течение сразу же уносит его. Марсо достает револьвер и, укрываясь за мелким прибрежным кустарником, погружается по пояс в воду. Фактически он безоружен, так как в барабане револьвера только один патрон. Этот патрон он оставляет для себя, на крайний случай. Он не хочет попасть живым в руки врага. Марсо медленно погружается все глубже в воду, держа револьвер в зубах, дулом в рот…
Дарнановцы, не слыша больше ничего, совещаются, потом, нагибаясь, осторожно пробираются вперед, обшаривают берег и, перебежав через мостик, возобновляют преследование. Четверо из них остаются на страже. Марсо слышит, как они переговариваются:
— Вот подлецы, убили Борденава!
— Форменные бандиты, — откликается другой. — Нужно выпустить им кишки, всем до единого…
Марсо старается ничем не выдать своего присутствия. Он застыл, не шевелясь, на месте, держа палец на спусковом крючке… По крайней мере он может быть доволен, что отомстил за Роз, убив Борденава.
Но вот он снова слышит треск ломающихся веток… и стук сапог… Что это, возвращаются дарнановцы? Подходят немцы? Пока неизвестно. Только бы товарищам удалось уйти от врагов! Да, конечно, они ускользнули из их лап, недаром дарнановцы так злобно ругаются. А тебе, старина Марсо, видно, пришел конец…
Шум шагов и говор то стихают, то слышатся до ужаса близко, почти рядом. На берегу все еще шарят по кустам, где-то над его головой, над самым обрывом… Не заметили ли его? Может быть, пора нажать на спусковой крючок? Распрощаться с жизнью? Удивительно, сколько мыслей и воспоминаний сразу встает перед ним… Партия, его друзья, Роз… И он не может даже послать им прощального привета. Нет, надо держаться до конца — до той минуты, когда враги обнаружат его и раздастся их торжествующий крик… Шум все еще не смолкает. Страшно прислушиваться. Лучше про себя считать до ста. Посмотрим, что получится. Раз… два… три… Если он досчитает до пятидесяти, значит, опасность может миновать… Да, как будто они уже не так близко… сорок два… сорок три… Его сердце бьется спокойнее… шестьдесят… шестьдесят один… Он спасен… Перестань считать, трус ты этакий! Он разжимает зубы, отпуская дуло револьвера, снимает палец со спускового крючка поднимает голову и улыбается. Рядом с ним из береговой норы вылезает крыса. Как прекрасна жизнь! Марсо хочется выйти из холодной воды, в которой он промерз до костей, хочется вскарабкаться на высокий берег, побежать вперед. Но рассудок берет верх. Он больше не вправе играть своей жизнью. Поэтому он еще долго выжидает, понемногу выбираясь из воды. Ну теперь они несомненно ушли…
Спустилась ночь. Марсо переходит через мостик и быстрым шагом, чтобы хоть немного согреться, продолжает путь. Его донимает голод, он дрожит от холода и решается зайти на скромного вида ферму.
— Я — патриот, спасся от немцев…
Крестьянин и его жена растерянно смотрят на стоящего перед ними насквозь промокшего, покрытого грязью человека… В глазах у них — испуг. Здесь, в этом доме, для него ничего не найдется — ни теплого угла, ни даже охапки соломы для ночлега в сарае. Они всего боятся и прямо умоляют его идти дальше. Марсо пожимает плечами и уходит в ночную тьму…
Вот наконец и Дордонь. Марсо, спрятав револьвер под берет, перебирается через нее вплавь. Еще ферма… Собака рычит на него. Была не была — он стучит в дверь. На этот раз его принимают без всякой опаски. Здесь к его услугам сухая одежда, горячая еда, теплая постель… Его клонит ко сну. Накануне в этот самый час, находясь в лесу, он задавал себе вопрос: где-то я буду завтра? Сегодня об этом уже не приходится больше беспокоиться. Теперь все его мысли сосредоточены на одном: что с остальными?…
На другой день утром он покидает ферму и в конце концов благополучно добирается до условленного места встречи. Кого-то он там застанет? С трепетом в сердце он всматривается, ищет каких-нибудь признаков, которые говорили бы о присутствии товарищей.
— Это он! Скорее сюда!
Рамирес первый выбегает ему навстречу. От радости он прыгает, танцует, кричит диким голосом.
— А где остальные? — спрашивает Марсо.
— Все налицо. Одного тебя не хватало.
— А Пайрен?
— Жив и здоров, только очень подавлен. Он думает, что ты погиб. Да и все так считали.
Марсо усмехается, точно речь идет о чем-то совершенно немыслимом. По просьбе друзей он рассказывает, как было дело… Рассказывает совсем просто. В заключение вынимает револьвер и, вытянув руку, долго целится в воображаемую мишень.
— И вот, — говорит он, — то, что я чуть не сделал.
Марсо нажимает на спусковой крючок. Слышится только негромкое щелканье. Пуля, предназначенная им для себя, не вылетела. Значит, она не вылетела бы и тогда…
Марсо, очевидно, вспоминает о том, как он мерз в холодной воде, потому что по спине у него пробегают мурашки…
Роз Франс увезли из Бреньяды на первой машине. Она слышала стрельбу и крики, видела растерянность на лицах дарнановцев и чувствовала, что ее похитителей охватил страх… И как горько ей было! Ведь товарищи где-то совсем рядом, она ждет, что вот-вот кто-нибудь из них, может быть, сам Марсо, появится внезапно, чтобы спасти ее, — и как раз в этот момент ее насильно усаживают в немецкую машину; ей приходится терпеть глумление двух солдафонов, которые, чуть не раздавив ее, втискиваются рядом с ней на сиденье… Пока машины спускались с холма, Роз все еще надеялась на спасение: около леса на них могут напасть партизаны… Даже если бы во время перестрелки ее убили, и то было бы лучше… Но лес выглядел безлюдным, безнадежно спокойным… Она невольно вспомнила, как совсем недавно Соланж удивлялась, что в лесу им не встретился ни один партизан… Затем блеснула новая надежда — мост! Мост разрушен, его приходится объезжать и переправляться через речку вброд… Прекрасное место для засады! Но препятствие было преодолено с поразительной легкостью… Дарнановцы сошли с грузовиков, и машины осторожно поехали по дороге, проложенной местными крестьянами для своих телег. Никакой суеты — всего несколько обычных команд и чисто военный маневр, и вот автоколонна в полном составе снова на большой дороге… Роз подумала о Палиссаке. Решатся ли они там проехать? Как знать? Они все же решились. Спокойно проехали через маленький городок, встреченные, как ей показалось, полнейшим безразличием. Мелькнули церковь, булочная, кафе Тайфера и в окне за стеклом какая-то фигура, велосипед, оставленный около почты, куры, что-то клюющие во дворе жандармерии, дети в саду… Та же картина и по приезде в Бержерак: дорога, по обеим сторонам которой растут высокие деревья, небольшие домики с садами, полными цветов, вывеска на великолепной даче: «Вилла счастья» и тихие, безнадежно спокойные городские улицы; на тротуарах нет пешеходов, в магазинах нет покупателей, только одиноко стоит на своей площадке полицейский, обвязавший кепи платком для защиты от ярких лучей солнца… Однако в самом центре площади, на эстраде для оркестра, дегтем сделана надпись, которую немцам не удалось стереть: «Смерть захватчикам! Долой оккупантов!»