На счастье, коридор второго уровня был пуст, и разведчики беспрепятственно проследовали почти до самой металлической двери с аккуратно выведенной белой краской надписью по-немецки «Радиорубка».
Вообще надо отметить, что им здорово везло. И это обстоятельство начинало все больше и больше беспокоить Чибисова, который за свой долгий фронтовой век привык не верить в такие счастливые совпадения.
«Уж слишком все гладко!.. Не к добру это», — подумал он.
И точно. Когда они оказались напротив заветной двери, где-то далеко, в конце теряющегося в полумраке коридора, там где тупик и еще одна лестница, вдруг тяжело грохнула дверь и раздался дробный стук шагов.
То, что рано или поздно это должно было случиться, Чибисов не сомневался, но услышав, едва не запаниковал. Ведь слишком многое оказалось поставленным сейчас на на карту. Бежать вперед или вернуться на спасительный первый уровень? Нет, слишком далеко они отошли от ведущей вниз лестницы.
— Держи коридор, командир! — быстро шепнул Крутицын и, надеясь разве что на чудо, подскочил к двери радиорубки и дернул за приваренную ручку.
Но чуда не произошло. Дверь оказалась запертой изнутри, и тогда старшина несколько раз требовательно ударил в нее кулаком. Безуспешно.
— Не может быть, чтобы там никого не было! — зло оскалившись, Крутицын в сердцах саданул по двери ботинком. Та только недовольно загудела в ответ.
— Бежать надо, Сергей Евграфович, пока не поздно!.. Бежать к аэродрому.
Чибисов затравленно обернулся в сторону надвигающихся из конца коридора теней, пока еще едва различимых в тусклом электрическом свете.
В этот момент в двери вдруг что-то щелкнуло, и она приоткрылась. Коридор тут же наполнился переливчатым эфирным многоголосием, сквозь которое четко прослушивался монотонный морзяночный зов.
На пороге радиорубки стоял немецкий офицер в полевой эсэсовской форме. «Оберштурмфюрер», — мельком глянув на погон, чисто механически отметил Крутицын. За спиной офицера он различил длинную, как пенал, комнату от пола до потолка уставленную радиоаппаратурой, и в глубине ее, за ярко освещенным столом силуэт человека в наушниках и рацию. Сердце бывшего поручика бешено забилось: они в шаге от цели! Осталось только завалить немца и закрыть за собой дверь. Потом у них будет достаточно времени, чтобы передать координаты аэродрома своим.
— В чем дело? — удивленно приподнимая бровь, недовольно спросил оберштурмфюрер и скосил глаза на гауптефрейторские погоны поручика.
— Необходимо передать важное сообщение! — дерзко ответил Крутицын. Не давая немцу опомниться, он с силой дернул на себя дверь и тут же нанес удар ножом, метя офицеру в живот.
То ли сказалась усталость старшины, то ли еще что, но офицер, показав вдруг отменную реакцию, мгновенно парировал удар и тут же нанес противнику ответный — в пах. Затем, с силой оттолкнув скрючившегося Крутицына, с грохотом закрыл дверь.
Через мгновение по всему аэродрому взвыла сирена. Тени в конце коридора уже не шли, бежали. Теперь уже хорошо было видно, что это кто-то из обслуживающего персонала: на них были точно такие же комбинезоны, как и на убитом технике, в руках пистолеты.
— Проклятье! — зарычал, стиснув зубы Крутицын. В глазах его блестели слезы, выступившие скорее от досады, чем от боли.
— Уходим к аэродрому, старшина! — крикнул Чибисов и несколько раз выстрелил в стремительно приближающиеся фигуры, сразу оглохнув от звонкого, перекрывающего вой сирены грохота. В коридоре запахло порохом. Передний немец упал. На него налетел бегущий следом и тоже растянулся на бетонном полу.
Пистолет в руке Чибисов громыхнул еще раз, и капитан, увлекая за собой Крутицына, бросился вперед по коридору.
— Быстрей, старшина! Надо попробовать прорваться к аэродрому!
Над головами разведчиков хлопнул и погас, осыпавшись стеклянными брызгами, плафон. Еще одна предназначенная им пуля, выбив кусок штукатурки, ударилась в стену впереди.
— У, черт! — вдруг с отчаяньем в голосе крикнул капитан и, если бы не подхвативший его Крутицын, непременно бы упал. Не отпуская командира, бывший поручик выхватил у него пистолет и четко, как в тире, всадил пулю в чей-то кричащий рот, а затем, чуть сместив вправо вытянутую руку, продырявил голову еще одному. Вместо третьего выстрела раздался лишь сухой щелчок — в пистолете закончились патроны.
Тут, подумал было поручик, и пришел его конец, но фигуры в коридоре больше не теснились, а неподвижно чернели на полу рядом с радиорубкой.
Старшина осторожно опустил Чибисова на пол. Капитан был уже мертв. На его груди с левой стороны быстро расплывалось темное пятно. «Все, кончено», — застучало в голове старшины, и сталь в его глазах на миг замутнили слезы. Но лишь на миг, потому что в бесконечном, роковом для разведчиков коридоре, стали вдруг осторожно приоткрываться двери и чьи-то испуганные лица замелькали в них. Через мгновение немцы разберутся в чем дело, и тогда пиши пропало.
— Я не прощаюсь, командир, скоро свидимся, — быстро шепнул он в помертвевшее лицо капитана и бросился в сторону аэродрома.
— Скорее, я ранен, там русские диверсанты!.. Они побежали к аэродрому!.. Скорее! — закричал Крутицын, отшвырнув в сторону бесполезный теперь пистолет. В кармане тяжело моталась, била по бедру граната.
Некоторое время он бежал совершенно один, лишь за спиной хлопали двери и слышался все нарастающий топот множества ног. Но около аэродрома Сергей Евграфович наконец смешался с группой бегущих в том же направлении солдат и вместе с ними выскочил на залитое светом пространство. Он увидел огромный, освещенный прожекторами ангар, внутри которого рядами стояли новенькие самолеты FW-190. «Как пчелы в улье», — вспомнились ему вдруг слова Брестского. Сильно пахло керосином.
Бочки с горючим он увидел почти сразу. Они громоздились в углу рядом с двумя огромными цистернами, от которых тянулись в сторону самолетов заправочные шланги. Только бы добраться до них, а там… Там уже ничего не имело значения. Около цистерн он заметил несколько автоматчиков. На их лицах застыло недоуменное выражение.
— Скорее! Там русские диверсанты! — снова закричал Крутицын, из последних сил бросаясь прямиком к этим двум цистернам. Он уже ясно различал густые темные потеки на их покатых боках и мысленно представил все, что сейчас должно было произойти.
«Вот он, твой момент истины, Сережа! Твое предназначение. Для этого, выходит, ты и жил все это время…»
Чувство одновременного ужаса и восторга, от которого сладко ноет в груди и сжимается сердце, вдруг охватило бывшего поручика, как когда-то в Галиции, когда верный жеребец Каррубо нес его навстречу яростному пулеметному огню; или когда в охваченной колючей зимой Москве, в залитом ослепительным светом зале тоненький юнкер Крутицын вдруг осмелился пригласить на танец юную Машеньку Головину. Машу…
— Хальт! — вдруг коротко выдохнул один из часовых, наставив на него автомат, и старшина испугавшись, что немец выстрелит прежде чем он успеет бросить гранату, крикнул: