Вчера только дописал дневник — ребята орут: «Командир — смотри!» Нам опера подарили старый телик. В выпуске новостей ОРТ показывают на всю страну наших ребят крупным планом, эпизоды боя, а потом — раненых. И говорят, что вот, мол, в третьей комендатуре, в Ленинском районе такая бойня.
Прикинул, что дома сейчас — глубокая ночь. А утром посмотрят, это будет первый выпуск. Что будет в семьях? Инфаркты и истерики. Делать нечего, невзирая на сумерки, прыгнули на БТР и рванули в ГУОШ. Повезло: проскочили без приключений. Объяснил дежурному ГУОШа ситуацию. Дозвонился домой в дежурку отряда. Приказал хоть по тревоге поднять помощников, но рано с утра обзвонить или нарочными оповестить каждую семью, что все наши живы и здоровы.
Остались ночевать у мурманского ОМОНа. Братишки приняли очень тепло. Позволил себе расслабиться и накатил стакан водки.
Подвернулся бы этот корреспондент, задавил бы голыми руками.
(Эта история имела неожиданное продолжение. Два месяца спустя, уже дома, мы получили копию записи этого боя и письмо от корреспондента НТВ Сергея Гапонова. Он извинялся за своих коллег. Оказывается, ОРТ «позаимствовало» из эфира кусок чужого сюжета и запустило его в эфир. А три года спустя мы с Сергеем встретились в Москве и со временем стали близкими друзьями. Так что свои грозные намерения в отношении него я так и не осуществил. — Прим. авт.)
День прошел спокойно. А вот вечер получился, по-моему, еще хуже, чем вчера, хотя мы не выстрелили ни разу.
Влетает дневальный: «Командир, там, на рации, — наших расстреливают, просят помощи». Меня качнуло, стал соображать: где наши патрули. А мои все — на базе. Дошло, что речь идет о «наших» вообще. Связист притащил рацию в столовую. По какому-то капризу радиоволн, только в этой точке мы нормально слышали тех, кто просил помощи, а они — нас.
Я назвал свой позывной — 293, ребята ответили — 166. Давай смотреть таблицу. По городу таких вроде бы нет. Прямо спрашиваю: «Кто такие?» Отвечают: «Соколики». Я не сразу сообразил, но кто-то из ребят шепчет: «Москвичи». Их зажали под бетонным забором в кювете на дороге в Старых Промыслах. Мы там раз несколько проезжали. Там холмы, в верхней части покрытые «зеленкой». Оттуда дорога — как в тире.
В рации треск стрельбы. Удалось услышать, что есть убитые и раненые, подбит БТР. «Помогите, ребята, нас просто расстреливают!»
Их практически никто не слышал. Ребята стали передавать их сообщения на Северный. Я рванул к коменданту. Андрей поднял резерв и БТРы СВМЧ. Связались с Утесом. Нам сказали, что нам нет смысла туда идти, мы намного дальше других. Пойдут группы из Северного и из Старопромысловской комендатуры, они ближе всех. А наша задача — держать связь и координировать действия групп на подходе.
Помощь добиралась до них минут сорок. И все это время я кормил братишку «сейчасами», и мы все слушали, как их долбят и он докладывает о новых потерях. Держался он невероятно мужественно. Только один раз сорвался на крик: «Да где же вы!»
И мы матерились. Где наши вертолеты? Где танки, БТРы? Их возле Северного — несчитано. Стоят чуть не в метре друг от друга на протяжении нескольких километров. И ходу оттуда двадцать минут на средней скорости.
У моих руки тряслись. Кое-кто не выдержал, ушел. Это ощущение бессилия и невозможности что-то сделать — просто ужас. Легче скакать под пулями.
Наконец дождались команды «отбой». Я спросил: «Ну что там у вас, братишка?» Он ответил: «Моего командира убили…» — и ушел со связи.
Снова бродил, как неприкаянный. Взял гитару, попытался что-то потренькать. Начали складываться строчки. А потом — как взрыв. Минут за пятнадцать написал песню. Ручкой водить не успевал и почти не подбирал слова. Писал на каких-то клочках. Собрал. Пошел в столовую и спел ребятам. Понятное дело, аплодисментов не последовало. Но по лицам видел — тоже проняло. Странно, но немного отпустило.
У нас сегодня странно тихо,
Умолкли «духи» хоть на день.
Усталость сразу навалилась
Такая, что и думать лень.
Молчат друзья, молчит гитара
И птицы за окном молчат,
Но вдруг из рации прорвалось:
«Попал в засаду наш отряд!»
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР подбит,
Один из нас убит.
— Брат, я Два-девять-три!
Как слышал, повтори…
Держись, братишка мой,
Сто шестьдесят шестой!
Мы дальше всех от места боя,
Хоть связь чиста, как никогда.
И не поможем мы с тобою
Друзьям, к кому пришла беда.
А сердце рвется, кровь вскипает,
И гнев тяжелый, как свинец,
Ну что же центр не отвечает?!
Утес, откликнись наконец!
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Вокруг стена огня.
Услышьте же меня!
— Сто шестьдесят шестой,
Держись, братишка мой,
Слова в эфир идут:
«Ребята! Наших бьют!»
Мы вокруг рации собрались,
Как мостик, связь передаем.
И страшный диалог в эфире
С друзьями нашими ведем.
Из центра спрашивают снова:
— Куда им помощь подослать?
И как дела у них?
— Хреново!
Давай скорее, вашу мать!!
— Сто шестьдесят шестой,
Веду неравный бой,
Наш БТР горит,
Еще один убит!
— Сто шестьдесят шестой,
Держись, братишка мой!
Уже вам помощь шлют, «Коробочки» идут.
Ползет секунда за секундой,
Минуты медленно бредут,
А как сейчас считают время
Те, по кому бандиты бьют!
Но наконец-то мы дождались:
Ребятам помощь подошла,
Даем «отбой», вопрос последний:
«Ну, что, братишка, как дела?»
— Сто шестьдесят шестой.
Закончился наш бой,
Мой командир убит,
Моя душа горит!
— Сто шестьдесят шестой,
Крепись, братишка мой,
Вся банда не уйдет,
Мы ваш оплатим счет!
Ночь. У нас тихо. Спать не могу. Пришел в столовую и вот сижу, пишу.
5 мая.
Воюем потихоньку.
3-го в ГУОШе узнали, кто такой 166-й. Это был сводный отряд милиции Московской области, погибло два сотрудника, в том числе командир отряда, тяжело ранено пятеро. Они небольшой частью отряда выехали в Грозный и попали в засаду.
Егоров выполнил обещание. Подогнали взвод мотострелков с полевой PЛC для обнаружения живых целей, минометную батарею — три 82-мм и миномет «Василек». Замечательная штука — как гладкоствольная автоматическая пушка. Вставляется лоток с выстрелами — и бам-бам-бам! В первый же вечер причесали нашу общагу, — только снопы пламени из окон вылетали. «Духи» затеяли обычные игрушки с перебежками из комнаты в комнату. А им с одной стороны — «АГС», а с другой — «Василек» и по центру зажали. Около 20 часов отстрелялись, до утра — гробовая тишина. Аж спать невозможно. Хорошо, что в городе вокруг треск стоит. Кокс сказал, что берет ночь на себя. Я лег где-то в час. Повертелся-повертелся — и вырубился, как в яму упал. Проснулся в шесть. Свежий — хоть на свадьбу.