Он доложил о своем намерении Паскевичу, и тот встревожился. Если Эристову повезет, то слава покорителя этой огромной персидской провинции минует Паскевича. Завистники и так все делают для того, чтобы умалить его заслуги. Хитрый Красовский вошел в Эриванскую крепость, дожидаясь, когда он, главнокомандующий, на минуту прикрыл глаза, не выдержав многодневного бодрствования. Неужели и теперь придется довольствоваться ролью наблюдателя? Как раз в это время прибыл посланец от Аббас-Мирзы с предложением начать мирные переговоры. Вот! Теперь самое время решать государственные дела, а не заниматься разбойничьими набегами. Был составлен строгий приказ Эристову остановиться и ожидать дальнейших указаний. Для его доставки требовалось найти расторопного офицера, и выбор пал на поручика Болдина. Тот с небольшой командой немедленно отправился в путь.
Однако князь Эристов оказался проворнее, чем можно было предположить. Не ожидая одобрения своих действий главнокомандующим, он 11 октября выступил из Маранды. Путь шел по унылой местности, со всех сторон тянулись обожженные солнцем красноватые горы, только Арарат оживлял картину своими белыми шапками. 13 октября войска остановились на реке Аджи-чай в двух верстах от Тавриза. Передовые разведывательные дозоры докладывали, что город охвачен паникой, жители его покидают, а правитель Аллаяр-хан жестоко расправляется с теми, кто предлагает сдаться, грозя отрезать носы, уши и губы. В городе, по уверению беглецов, насчитывалось не менее шести тысяч защитников, но они, испуганные известием о падении Эривани, не намерены его защищать, опасаясь не столько силы русских, сколько ненависти жителей. Их страх подогревался главой тавризского духовенства, убеждавшего не оказывать сопротивления.
Болдин прибыл, когда русские войска готовились к штурму города. Эристов ознакомился с приказом Паскевича и надолго замолчал. Шло время, он неторопливо прохаживался возле своей палатки и лишь изредка поднимал голову, оглядывая изготовившиеся войска. Его окружение терпеливо томилось в ожидании, Болдин тоже молчал, удивляясь странному поведению генерала. Но вот где-то рядом забил большой барабан, его тотчас поддержали раскатистой дробью малые барабаны, и Эристов встрепенулся.
– Слишишь? – подскочил он к Болдину. – Нет, ти слишишь? Вот начальник! Сам Сувогов багабан слюшал и нам велел... Впегед, бгатишки!
Бравый генерал почти исчерпал запас русских слов, но и того было достаточно, чтобы войска пришли в движение. Прозвучало всего лишь несколько выстрелов, когда над крепостными стенами замелькали белые флаги, затем растворились ворота, и в них показался глава тавризского духовенства Мир-Феттах-Сеид. Это он убедил правителя Аллаяр-хана не противиться воле русских и сдаться на милость победителя. К полудню русские войска с музыкой и барабанным боем вступили в город. Кроме шеститысячного гарнизона, им достался богатый арсенал, 40 орудий, 2 знамени, пороховой и литейный заводы, построенные англичанами.
На другой день состоялись молебен и парад войск.
Падение Тавриза было равносильно потере всей северной половины персидского государства, оно кардинальным образом повлияло на настроение местного населения. Ближайшие ханства стали приходить с выражением покорности и желанием перейти в русское подданство. Эристов потребовал от них прежде всего возвратить всех русских пленных. Тотчас было освобождено 22 офицера, в том числе и те, что томились в неволе со времени поражения батальона Назимки в самом начале войны.
Получив известие о падении Тавриза, Паскевич поспешил к нему и 19 октября триумфально вступил в город. Еще на подходе его торжественно встречали знатные люди города, представители христианского и мусульманского духовенства. Население устилало дорогу цветами и поливало ее горячей кровью быков, которых тут же закалывали в честь победителей. Выстроенные на гласисе крепости русские войска приветствовали главнокомандующего пальбою, барабанным боем и криками «ура». Устроенное торжество несколько смягчило Паскевича, однако он не смог удержаться, чтобы не сделать Эристову выговор за проявленное ослушание. Тот не стал оправдываться, посчитав, что на это без всякой надежды на успех ушла бы остальная часть известных ему русских слов. Вместо оправдания он просто вручил ему ключи от крепости и склонился в почтительном поклоне. «Повинную голову меч не сечет», – заметил Паскевич, заключил генерала в объятия и великодушно объявил, что будет ходатайствовать о награждении его орденом Александра Невского. Были удостоены наград и другие участники похода.
По случаю взятия Тавриза 24 октября состоялся большой парад, с большим восторгом встреченный населением. Оно вообще выказывало русским явную благожелательность, что отразилось в военном журнале Паскевича: «...народ изъявляет здесь к нам большое усердие, что впоследствии может сделаться для нас затруднительным». Затруднение состояло в том, что десятки персидских ханов просились в российское подданство вместе со своими владениями, а это грозило полным распадом персидского государства и свержением правящей династии Каджаров. Данное обстоятельство было отмечено в очередном послании императору, от которого последовало указание воздер-жаться от устройства дел в землях за Араксом и сосредоточить основное внимание на скорейшем окончании войны. Российский самодержец не хотел искать приключений в удаленном уголке империи, опасаясь неожиданных политических последствий.
Пока русские торжествовали, персидская сторона пребывала в большом унынии. Гнев шаха был беспределен, в такие минуты он не выделял ни правых, ни виноватых – карал всех. Весть о падении Тавриза пришла к нему в тот момент, когда шах в который уже раз любовался даром российского императора – хрустальной кроватью, сиявшей, подобно тысяча одному солнцу. Он даже отважился впервые взобраться на нее, но все прелести ощутить не успел и после услышанного слетел с нее, как с норовистой лошади. Тут же приказал убрать несчастную кровать с глаз долой, будто она была виновата в военных неудачах. Потом обратил внимание на всегда сопровождавшего сановника, женатого на одной из его дочерей и носившего титул Соломона государства.
– Ты слышал, что неверные овладели Тавризом?
– Великий шах! Я слышал, что твоя непобедимая армия ущерблена проклятыми неверными, и сердце мое растаяло от горести.
– Но в этом виноват ты сам.
– Избави Аллах! Могу ли я, ничтожный раб, недостойный лобызать прах туфлей твоих, быть причиною такого несчастья?
– Не ты ли мне советовал начать войну с русскими?
– Правда, я был среди тех, кто советовал тебе, падишах, стяжать рай и прославить оружие уничтожением злых. Но успех зависел не от меня.
– Врешь, ты уверял, что войско мое непобедимо.
– Да кто же может противостоять силе падишаха, убежища мира?
– Молчи! Я научу тебя впредь подавать мне мудрые советы и знать толк в делах.
Шах хлопнул в ладоши, явились слуги с колодкой и палками. Они повалили государственного Соломона на ковер и расправились с ним так, что сановник пролежал три недели в постели с распухшими ногами.
Потеря Тавриза внесла решительные перемены в ход войны. Еще когда пал Сардарабад, шах приказал Аббас-Мирзе без замедления заключить мир, уступив русским Эривань и Нахичеванскую область. Но Аббас-Мирза скрыл шахский фирман, рассчитывая, что Эривань устоит, а когда наступит зима, требования русских будут умереннее.