Через несколько месяцев по указанию со штаба ВДВ офицеры штаба дивизии стали готовить ошский полк для участия в совместном учении с войсками Среднеазиатского военного округа. Наш полк должен был после десантирования захватить и уничтожить ракетный дивизион условного противника. Реально эту цель обозначал ракетный дивизион танковой дивизии. Было решено полк десантировать на четыре площадки приземления и одновременно окружить ракетный дивизион. За несколько минут до десантирования к смотровой трибуне подъехал командующий округом генерал армии Лященко. Через минуту на горизонте показалась колонна самолетов, которая стала на глазах расходиться, чтобы выбросить десантников на указанные площадки. Прошло несколько секунд, и вдруг все небо покрылось раскрытыми куполами парашютистов. Приземлившись, десантники мгновенно вышли на свои направления для атаки и взяли в кольцо ракетный дивизион. Генерал армии, впервые наблюдавший за дерзкими действиями десантников, был в восторге и от души поблагодарил командование дивизии за новаторство при организации захвата подвижных целей в тылу противника, а личному составу полка поставил отличную оценку. Колесов поблагодарил нас за подготовку полка к десантированию и выполнению задачи в тылу противника.
На следующий день мы самолетом возвратились в Фергану. Прямо к трапу подъехал автобус, который доставил нас в штаб. По прибытии доложил Пантюшенко, как проходило учение, как действовали разведчики, какую оценку объявил командующий округом. Он мне тоже новость сообщил: «Чередник убывает в Чирчик на должность комбата. Кого будем ставить на должность командира роты?» В разговор вмешивается Воронин, старший помощник начальника разведки: «Агузарова, несмотря на то, что он связист. Он обладает своеобразной хозяйственной жилкой, чего сегодня многим не хватает. Думаю, у него все получится. Миша, а как ты думаешь?» — «Я за то, чтобы Вадим был ротным». — «Ладно, уговорили. Валера, пиши комдиву представление на Агузарова». Через несколько дней шеф представил Агузарова личному составу роты как нового их командира. Поскольку мы с Агузаровым оставались друзьями, я довольно часто вместе с ним выезжал в учебный центр для организации полевых занятий. В дальнейшем он стал большим мастером по внедрению новшеств в организацию и проведение полевых занятий.
На одном из полевых выходов мы с Вадимом пытались разговорить шефа, просили, чтобы он рассказал про войну, в которой участвовал. Сразу после освобождения Харькова он семнадцатилетним пацаном ушел на фронт. Его прикрепили вторым номером к опытному пулеметчику, дяде Пете, который воевал уже не первый год, и его грудь украшали награды. Пулемет был знаменитый «максим». Вот дядя Петя и давал уроки молодому солдату. Игорь понял, что это не такая уж и сложная машина, быстро изучил материальную часть пулемета. А вскоре он уже принимал участие в боевых действиях, Такой боевой эпизод запомнился ему на всю жизнь. В один из дней оборонительных действий пулеметный расчет прикрывал левый фланг роты. Соседняя рота по условиям местности занимала ротный опорный пункт на значительном удалении, и локтевого взаимодействия с ней не было. Немцы после нескольких неудачных атак все же нашли большой промежуток между ротами и устремились в него, чтобы зайти в тыл батальона. Однако действия противника своевременно были обнаружены пулеметным расчетом. Прицельный огонь из пулемета вынудил их залечь, а затем отползти на исходную позицию. Немцы засекли позицию пулемета и усилили обстрел, затем повторили атаку, но огонь пулемета выкашивал немцев из наступающей шеренги, и они опять отошли. Через некоторое время был убит дядя Петя. Игорь на какие-то доли секунды растерялся, но взял себя в руки и начал действовать. Сначала оттащил убитого от пулемета и занял его место. Немцы воспользовались молчанием пулемета, быстро поднялись в атаку. Игорь остался один на один с противником, но не дрогнул перед лицом угрозы, он тщательно прицелился и нажал на спуск. Длинная очередь, как косой, скосила несколько фашистов. Остальные в растерянности заметались, но попадали под прицельный огонь пулеметчика. Отлежавшись, немцы предприняли еще одну атаку, но меткий огонь из пулемета сорвал и эту атаку. Оставшиеся в живых немцы бросились к своим. В этом бою семнадцатилетний Игорь выдержал, может быть, самый главный в своей жизни экзамен. Комбат позже ему скажет: «Сынок, ты сегодня совершил подвиг». За этот бой он был награжден медалью «За отвагу». Потом у него будет еще много орденов и медалей. Шеф еще рассказал, как с товарищем в бою пленили власовца, это было уже в Венгрии. Власовец не хотел сознаваться, кто он, прекрасно понимал, что у советского солдата ненависти к нему больше, чем даже к немцам, но его опознали наши женщины, которые были насильно вывезены на принудительные работы в Европу. Они пытались его побить. Дело в том, что он когда-то конвоировал их на работу к одному местному помещику и вел себя недостойно, хотел изнасиловать девушку. Комбат, когда власовца привели на командный пункт батальона, сказал: «До командира полка идти далеко, отведите его в ближайший овраг и расстреляйте». Больше мы от своего шефа о войне не слышали. «Все, идите отдыхать, завтра рано вставать», — и выпроводил нас из палатки.
Настало время, когда и Жигульский от нас уехал, по слухам, в штаб ВДВ, на должность заместителя начальника отдела боевой подготовки. Святое место долго не пустовало. Прислали к нам из учебной дивизии полковника Кузьменко. Мы его помнили, он был в Оше комбатом и начальником штаба полка, туда прибыл после окончания Академии им. Фрунзе. На этих должностях в полку долго не засиделся, его назначили командиром полка в учебную дивизию. Прошло всего три года, как он вернулся на должность начальника штаба нашей дивизии из Прибалтики. Новый начальник штаба на нас не рычал. Служить в штабе стало заметно веселее. На одном из служебных совещаний Кузьменко довел до нас любопытный документ, в котором стояли подписи министра обороны и подпись министра просвещения. Речь шла о создании вечерних школ для сверхсрочников. После войны призывники имели образование чуть выше начального. Многие из них после окончания срочной службы оставались служить сверхсрочниками. А в шестидесятые годы молодежь в армию стала призываться, имея уже семь или десять классов, а то и техникум. Настало время, когда надо было в срочном порядке устранить пробел образованности между молодежью и малообразованными сверхсрочниками. Приказ обжалованию не подлежал, вплоть до увольнения из армии. В то время сверхсрочники жили неплохо, теперь же многим, хотелось того или нет, а надо было учиться. В Фергане для сверхсрочников в Доме офицеров было выделено несколько кабинетов. Занятия проводились факультативно в вечернее время, два раза в неделю. Преподавателей пригласили, конечно, за деньги, из педагогического института и общеобразовательных школ. Учет за посещаемостью был строгим. Кузьменко регулярно заезжал в так называемую вечернюю школу, внимательно выслушивал учителей и, не стесняясь, устраивал головомойку отстающим.
Пошел учиться и Чичеров, но на урок немного опоздал, а занятия уже начались. В группу или класс собирали учеников с одинаковым уровнем образования. Вячеслав же стал искать своих ребят. Нашел, спросил разрешения зайти. «Заходите, — приглашает учительница, — но больше не опаздывайте», — и записывает его в классный список, не выяснив, сколько классов он окончил. Банько, его кореш, предлагает сесть рядом. У Чичерова образование классов пять, не больше, а записали его в седьмой или восьмой класс. На уроках литературы, истории он с трудом, но соображал, но вот его на алгебре вызвали к доске. Учительница пишет простое уравнение, «х+у», спрашивает у Вячеслава, чему равно это уравнение. Чичеров встает и громко отвечает, читая русские буквы: «ху». На несколько секунд в классе воцарилась тишина, а затем начался истерический хохот взрослых мужиков. Учительница сообразила, в чем дело, и во время перерыва отвела его в нужный класс. Однако Чичеров все же окончил вечернюю среднюю школу и продолжал служить, а многие его товарищи получили образование в высших учебных заведениях.