Бушевала, разумеется, Роксалана. Тария вполне могла поплакать и в темноте.
— Какие дни, о мудрейшая из пифий! — зевнул он. — По моим ощущениям, часов десять, не больше. Проклятие, как голова болит! Это после зелья успокаивающего, что ли, похмелье такое?
— Я же сказала, чтобы ты так меня не называл!
— А ты сказала, что нас будут холить и лелеять, пророчица поганкина. Ну, и где толпы слуг и невольниц, ананасы в шампанском и перина из пуха жаворонков?!
— Тебе бы только пожрать! Вечно ты меня в напасть какую-нибудь втравишь. Какого хрена мы вообще в эту деревню пошли? По реке не могли сплавиться? Теперь видишь, чего ты добился?
— Ничего не вижу, — покачал головой Олег. — Интересно, тут хоть вода есть?
— Тут вообще ничего нет! Побейся лбом о стену — может, искры из глаз посыплются. Хоть какая польза от тебя будет. Давай, давай, Олежка, не спи! Придумай чего-нибудь. Если ты нас отсюда не вытащишь, тогда… Отец тебе такое устроит… — Она помолчала, придумывая, что бы такое можно сделать со сгинувшим у гномов человеком, и вдруг рявкнула: — Да вставай же ты!
— С чего ты решила, что я лежу?
— Ты думаешь, я еще и глухая? Давай, вставай, вытаскивай нас отсюда! Блин горелый, сам затащил, сам и вытаскивай!
— Не встану, — опять зевнул Середин. — Стен прочнее темноты еще никто не придумывал. Даже если дверь открыть — куда мы денемся? Среди коридоров заблудимся, в ствол упадем, в первой же ямке ноги переломаем. Сюда-то, может, хоть воду кто принесет, а там точно сгинем.
— Так что теперь, лапки сложить?
— Не знаю, — откинулся на спину Олег. — В принципе, мы где-то недалеко от входа. Вниз ведь не спускались. Значит, выше уровня земли. Где-то в толще горы. Нам бы в зал вернуться… Там, может быть, окна есть, раз он тоже в горе вырублен. Или можно попробовать его взорвать.
— Чем?
— Ну, что-то типа пороха у меня есть… Горсточка…
— Так взрывай!
— Что? Дверь? Так взрыв в замкнутом пространстве — это проще головой об стену, чтоб не мучиться. А коли и вышибем, ты дорогу в зал запомнила? Доведешь?
— Как я ее запомню? Там же темно!
— Неужели заметила?
— Сам дурак! И как меня угораздило с тобой связаться? Ума не приложу! Сидела бы сейчас в гостинице, смотрела телевизор. На лыжах бы каталась. Папка, наверное, беспокоится. Я ведь, получается, ему ни разу не позвонила!
— А он?
— Ему некогда, у него работа…
Разговор угас. Все, что оставалось делать пленникам, так это ждать. Ждать и надеяться на удачу.
— Интересно, куда берегиня наша запропастилась? — где-то через час, два, а может и спустя полдня вспомнил Середин. — Как все хорошо — так от нее не отвязаться. А как нужна — так ее и в помине нет.
— Зачем тебе наяда, Олежка? Замок открыть?
— Да хоть бы светлячков привела, и то спасибо. А то совсем в темноте тоскливо.
— Гномы не любят света, — внезапно вступила в разговор Тария. — Сказывали, пока война шла, они днем в норах прятались и токмо ночью нападали. Коли пленные али увечные на солнце оставались, так слепли все.
— Ну, при таком образе жизни это не удивительно, — ответил Олег. — Глаза привыкли к темноте. Но хоть какой-то свет им все же нужен, иначе от зрения вообще пользы не будет. Наверное, факела им хватает, чтобы метров на двести во все стороны разглядеть. Там, где нам полный мрак чудится.
— Почему на двести? — не поняла Роксалана.
— Это я так, наугад предположил. Может, на сто видят. Или на пятьдесят. А может, тут по стенам какая-нибудь светящаяся плесень водится. Мы ее вообще не различаем, а им хватает.
— Тут растет плесень? Фу, какая гадость! Надеюсь, я в нее не вляпалась?
— Вряд ли. Тут слишком сухо. А для плесени нужна влажность.
Опять наступила тишина, и ведун в темноте, тепле и покое даже задремал — а проснувшись, безнадежно потерял счет времени. Был это ночной отдых или короткая дневная дрема? Сколько часов он таращился в непроглядный мрак, сколько успел проспать?
Внезапно в полутора метрах перед ним обрисовался грубо обработанный потолок с несколькими уходящими вверх трубами диаметром в руку.
— Я научился видеть в темноте? — изумленно пробормотал ведун, прежде чем обратил внимание на тени, что отбрасывали неровности. Источник света находился сбоку. Олег повернул голову и увидел факел за распахнутой дверью. — Интересно, чем они смазывают подпятники? Ничего не слышно. Ни как закрыли, ни как открыли.
— Выходите, — устав ждать, приказал факельщик. — Великий подгорный князь желает вас видеть.
Олег вслед за девушками выбрался в коридорчик. Скрючившись, добрел до высокой шахты, с наслаждением выпрямился.
— Ступайте, — распорядился карлик и стремительно зашагал, перепрыгивая мелкие каменные осколки. Пленники потрусили по сторонам, стараясь держаться в круге света. Факельщик не обращал на людей никакого внимания, а палку с потрескивающей и пахнущей соляркой паклей нес перед собой. Олег даже подумал было стукнуть его по шее и унести ноги — но он совершенно не представлял, куда бежать. А если бы и представлял — тоннель, через который их впустили, надежно запирался камнем. Через него было не выбраться, даже если вспомнить каждый свой шаг по дороге сюда.
Направо, налево, направо, налево. Сюда их, помнится, вели другой дорогой. Опять налево. Впереди показалось зарево.
— Прибыли, — негромко сообщил Олег. — Что-то народу многовато. У князя сегодня приемный день?
В тоннеле между факелами собралось свыше полусотни гномов. Большинство — в простых курточках и штанах, но некоторые красовались в плащах, в стеганых поддоспешниках, украшенных нашитыми на груди медными медальончиками с семейными сценами: двое людей покрупнее сидят рядом, а ребенок стоит между ними, или родители стоят, держа ребенка за руки, или родители вместе, ребенок сбоку, или ребенок на руках, родители обнимаются. Медальоны были крупными, с ладонь, и ведун их отлично разглядел.
— Странные, однако, у них тут фотографии, — хмыкнул он и перевел взгляд на стену.
После долгого пребывания во мраке зрение обострилось, и теперь Олег различил, что стена над аркой уходит куда-то вверх, выше тоннеля. В месте стыка потолка и кладки многие камни оказались «половинчатыми»: они не упирались в потолок, а прислонялись к нему. Если снизу подорвать, завал вполне может отрезать тронный зал от прочих подземелий.
— Приказ подгорного князя! — вскинул над собой факел их конвоир.
— Славься подгорный князь! — ответили стражники, громко ударив ратовищами копий в пол.
Створки поползли в стороны. Факельщик посторонился и кивнул, указывая людям на дверь. Олег вздохнул, склонил голову и вошел первым.