Ровно через двадцать минут после того, как Гитлер уехал из погребка, там раздался взрыв. От взрыва погибло девять человек и около пятнадцати получили ранения. О том, что на Гитлера было совершено покушение, и что он лишь по воле провидения чудом избежал смерти немедленно сообщило радио.
В час двадцать во все штабы и участки полиции и СД начали поступать телетайпные сообщения за подписью группенфюрера СС Рейнгарда Гейдриха. В этих депешах был приказ «обсудить организацию стихийных демонстраций» совместно с руководителями партии и СС. Давались советы, как это сделать:
«…Должны приниматься только такие меры, которые не будут представлять опасности для жизни и имущества немцев (например, синагогу можно поджечь только в том случае, если не существует угрозы, что пожар перекинется на соседние дома).
…Деловые и частные дома евреев могут быть разрушены, но не разграблены…
<…>
…Полиция ни в коем случае не должна разгонять стихийные демонстрации…
<…>
…Арестовать можно столько евреев, лучше богатых, сколько их поместится в существующих на месте тюрьмах… После ареста евреев следует немедленно связаться с ближайшим концентрационным лагерем, чтобы препроводить их в этот лагерь в кратчайшие сроки».
К вечеру во всех городах Германии тут и там стали появляться возбужденные кучки людей, они о чем-то спорили, кричали, махали руками. А ближе к полуночи послышался звон первых разбитых стекол.
Но вот вспыхнули пожары, то тут, то там начали раздаваться крики, полные страха и боли. Такого Германия еще не знала.
Рейнгард Гейдрих явился на службу, как всегда, рано, хотя вчера он пришел домой очень поздно, уже ночью, только тогда, когда убедился, что все стихийные выступления проходят точно по плану. День выдался ясным и солнечным. Когда автомобиль группенфюрера проезжал по улицам Берлина, Гейдрих обратил внимание, что все они засыпаны, как снегом, осколками битых стекол. В лучах утреннего солнца эти осколки играли всеми цветами радуги.
— Что натворили, — посетовал шофер, — как бы шины не проколоть.
— Не проколем, — улыбнулся Гейдрих, — Зато, смотри, как красиво. Прямо хрустальный город.
Эта ночь потом вошла в историю Германии под названием «Хрустальная ночь».
Не успев сесть за стол, Гейдрих потребовал сводки происшедшего за ночь в Берлине. Сводки из других городов, скорее всего, еще поступили не полностью.
Когда принесли сводки, Гейдрих взглянул на них и в удивлении присвистнул. Цифры были впечатляющие. За эту ночь в Берлине было уничтожено 815 магазинов, сожжено или разрушено 170 домов, 119 синагог сожжено, 75 полностью разрушено. Было арестовано 20 тысяч евреев. 36 евреев убито и столько же ранено. Среди немецкого населения пострадавших не было.
Гейдрих отложил сводки в сторону. Ну что же, его люди свою задачу выполнили: погром состоялся, но немцы не пострадали. Теперь надо было вплотную заняться покушением на Гитлера. Из рейхсканцелярии уже пришел приказ все силы бросить на раскрытие именно этого преступления. Как раз в этот момент зазвонил телефон. Гейдрих снял трубку и услышал недовольный голос Гиммлера:
— Где Шелленберг?
— Насколько я знаю, он сейчас в Голландии, в Арнеме, проводит операцию с английскими агентами, рейхсфюрер.
— Этих агентов надо немедленно взять. Фюрер уверен, что покушение на него дело рук англичан, и жаждет крови.
— Но эти англичане не имеют никакого касательства к покушению.
— Я прекрасно знаю, кто имеет касательство к этому покушению, — недовольно сказал Гиммлер. — Но это приказ фюрера. Я сам сейчас отдам приказ о начале операции по захвату. А тебя прошу не вмешиваться. Мы с тобой еще на эту тему поговорим.
В трубке раздался сигнал отбоя. Гейдрих выругался и бросил трубку на рычаги. Он рассчитывал несколько по-другому разыграть эту карту.
Не успел Гейдрих до конца переварить этот разговор со своим начальством, как телефон зазвонил снова. На этот раз в трубке раздался угрюмый голос Геринга:
— У меня в три часа совещание со всеми, кто имеет отношение ко вчерашнему. Приезжай обязательно.
— Что это у тебя такой печальный голос, — поинтересовался Гейдрих.
— Вспомнил юность, — мрачно хмыкнул Геринг. — Знаешь, когда всю ночь веселишься, а наутро тебе приносят счет, который равен твоему месячному прожиточному максимуму. Становится так весело, как мне сейчас. Передо мной сейчас лежит бумага — счет за сегодняшнюю ночь. У меня волосы дыбом встали, когда увидел.
Фельдмаршал Геринг на данный момент был еще и министром экономики и периодически любил подчеркивать, что это не просто звание.
— Подожди, — удивился Гейдрих, — передо мной тоже лежит справка за прошедшую ночь. Насколько я вижу, пострадали только евреи.
— Евреи пострадали, а платить нам, — буркнул Геринг, — Приезжай, увидишь.
К трем часам в кабинете у Геринга собралось довольно много народа: там был Гиммлер, Геббельс, Бест, министр финансов граф фон Крозигк, председатель партийного суда майор Бух, кто-то малознакомый Гейдриху из министерства иностранных дел и некий герр Хилгард, который, как потом оказалось, представлял интересы страховых компаний.
Собрание открыл Геринг.
— Вчерашняя ночь влетела нам в копеечку, — мрачно начал он. — Общий ущерб, который понесло государство, составляет 35 миллионов марок. И я собрал вас здесь, чтобы обсудить, каким способом можно будет заткнуть такую прореху в государственном бюджете. Для начала послушайте, что вам скажет герр Хилгард, который представляет здесь интересы немецких страховых компаний.
Герр Хилгард встал, поправил полосатый галстук на белоснежной рубашке и заговорил тоненьким неприятным голоском.
— Сегодня многие немецкие страховые компании находятся на грани банкротства, что, конечно же, не пойдет на пользу немецкой экономике. За прошлую ночь только стекол было разбито на 5 миллионов марок, а если учесть, что стекла придется в основном закупать за границей на валюту, то вы сами понимаете, каким бременем это ляжет на наши плечи.
— Вы слышите! — вмешался Геринг, — И это когда мне приходится считать каждый франк! А здесь 5 миллионов марок в валюте!
— Но это забота не твоя, а страховых компаний, — заметил Гейдрих. — Мои люди честно выполнили стоящую перед ними задачу. Убито всего тридцать пять евреев, а погром коснулся только их имущества.
— Тридцать пять евреев! Тридцать пять евреев! — вдруг истерично тоненьким голоском взвизгнул Геринг, — Да лучше бы они убили триста пятьдесят евреев, чем нанесли нам такой ущерб.
— Постойте, — вмешался Бест, — господин фельдмаршал, у вас-то у самого есть недвижимость?
— А это тут при чем? — удивился Геринг.