Перед письменным столом президента Бенеша сидел полковник Моравец. Президент никак не мог привыкнуть к тому, что этот неуклюжий, склонный к полноте, похожий на школьного учителя человек является офицером.
— Сегодня ночью у нас был сеанс связи с Прагой, — докладывал полковник, — Получены очень интересные сведения. Немцы готовят высадку в Англии. Мы получили краткое описание плана вторжения и примерные даты. Думаю, англичан это очень заинтересует.
— Заинтересует — это мягко сказано, — улыбнулся Бенеш. — Они просто оторвут эти сведения с руками. Мы хоть как-то сможем отблагодарить наших хозяев за оказанную нам помощь. Но насколько надежен источник, из которого вы получили эти сведения?
— Источник довольно надежен, — заверил Моравец, — Мы давно с ним работаем. Вам он известен под именем А-54. Но сейчас мы его называем «Рене».
— А с чем связано такое изменение? Он находится в опасности?
— Любой агент постоянно находится в опасности, — пожал плечами полковник, — но в данном случае смена псевдонима связана с обычной конспирацией. Мы периодически меняем псевдонимы агентов, чтобы ввести в заблуждение противника.
— Понятно, — кивнул Бенеш. — Вы говорите, что получили краткое описание плана вторжения и примерные даты. Можно ли у него запросить более подробные сведения?
— Полученные данные вполне позволяют начать организовывать необходимую оборону, — заметил Моравец. — Я, конечно, запрошу подробности, но трудно сказать, насколько скоро придет ответ.
— Почему? — поднял брови Бенеш.
— Связь с этим агентом осуществлялась через Гаагу, Стокгольм и Женеву, — пояснил полковник, — В данный момент Гаага и Стокгольм оккупированы немцами, и воспользоваться этими каналами мы уже не можем. Остается Женева, но сведения через этот канал поступают слишком медленно. Я хочу переключить этого агента на нашу группу в Праге. Они с ним уже работали, но при этом возникли трудности, поэтому мы используем этот канат только в крайнем случае. Теперь, похоже, такое время настало.
— Что вы подразумеваете под трудностями? — поинтересовался президент.
— Полученной от Рене информацией группа делилась с третьими лицами, — вздохнул полковник. — Не знаю, делились ли они с участниками коммунистического Сопротивления в Праге, или же, не веря в наши возможности, передавали ее прямо Советам. Во всяком случае, по моим данным, Советы получали эту информацию одновременно с нами.
— Это надо в корне пресечь! — воскликнул Бенеш. — В конце концов, это мы платим за работу. Прикажите им ни в коем случае не передавать никому эту информацию без нашего разрешения.
— Я уже им указывал на это, и пошлю очередное предупреждение, — пообещал Моравец. — Но, к сожалению, они не воспринимают нас слишком серьезно. Мы им почти не оказываем никакой помощи. В этом отношении коммунистическое Сопротивление, руководство которого находится в Чехословакии и которое получает хоть какую-то помощь от Коминтерна, находится в более выгодном положении. Насколько мне известно, оно пользуется в стране намного большей популярностью.
— А какая помощь им нужна?
— Оружие, подготовленные люди, ну, и еще кое-какие мелочи.
— Я завтра же поговорю об этом с англичанами, — заверил Бенеш, делая пометку в настольном календаре. — Они сейчас заняты организацией подполья в Бельгии и Голландии, но, думаю, найдут какие-нибудь резервы и для нас. Особенно, после той информации, которую мы им предоставим.
— Это было бы очень кстати, — согласился Моравец.
Балабан скинул наушники и встал с табуретки. Он, не торопясь, разобрал рацию, упаковал ее в чемодан и спрятал его в тайник в вентиляционной трубе. Потом взял листок бумаги, на которой была записана шифровка, и подошел к столу, взяв по дороге с книжной полки маленький томик стихов. Он раскрыл книгу, положил рядом шифровку и, взяв карандаш и еще один лист бумаги, начал расшифровывать сообщение.
Моравек, все еще с перевязанной рукой, нервно ходил из угла в угол. Очевидно, оторванный палец снова давал о себе знать.
На расшифровку сообщения у Балабана ушло минут пять. После этого он вздохнул, выпрямился, вынул сигарету и закурил.
— Ничего интересного, — подвел он итог, — Диверсионную работу продолжайте на свое усмотрение, возможно, в ближайшее время вышлем боеприпасы и прочие мелочи, ни в коем случае не делитесь информацией, полученной от Рене, с посторонними. Вот и все.
— Не делитесь, как бы не так, — фыркнул Вацлав. — Это уж позвольте нам решать. Они сидят в Лондоне, попивают коньяк и рассуждают кому можно, а кому нельзя предоставлять эту информацию. А в это время она с каждой минутой теряет свою ценность. Я делюсь этой информацией с теми, кто может извлечь из нее пользу. Наше правительство в изгнании переводит тонны бумаги, зачитывает заявления, да где-нибудь в Глазго проводит смотр чехословацкого корпуса. В промежутках между всем этим отдает нам приказы. И все это называет борьбой за освобождение. Слава Богу, хоть мы здесь что-то делаем. Нет уж, этой информацией я буду распоряжаться на свое усмотрение.
— Да, — согласился Балабан, — мне самому иногда очень хочется наплевать на них и перейти к коммунистам. Те действительно борются. Но с другой стороны, мы здесь, давай будем до конца честными, сами себе хозяева, а у коммунистов железная дисциплина.
Не успел Моравец явиться на службу, как к нему в кабинет зашел офицер связи, дежуривший этой ночью.
— Пан полковник, — отсалютовав, начал он свой доклад, — мы, как положено, отправили вашу радиограмму, но не сумели получить ни подтверждения приема, ни встречного сообщения. В ответ на нашу передачу радиостанция начала передавать свои позывные и буквально на полуслове замолчала. Мы попробовали выйти на связь с ней в запасное время, но в эфире была полная тишина.
— Вы меня очень расстроили, — посерьезнел Моравец. — Один раз их чуть было не схватили во время радиопередачи.
— Сейчас изобретены приборы, которые позволяют определять местоположение работающей радиостанции. Англичане этим уже вовсю пользуются. Думаю, у немцев тоже есть нечто подобное. Однако для того, чтобы засечь радиостанцию, нужно, чтобы она работала какое-то время на передачу. В данном случае она работала считанные секунды, и немцы при всем желании просто не успели бы определить ее местоположение.
— Очень плохо, очень плохо, — задумчиво проговорил Моравец. — Но, может быть, у них все же села батарея?
— Нет, это исключено, — покачал головой офицер. — Когда садится батарея, сигнал затухает постепенно, а здесь передача, как я уже сказал, оборвалась буквально на полуслове. В данном случае, скорее, можно подозревать отказ самой радиостанции. Но если там отказал только передатчик, то неопытный оператор мог этого и не заметить.