И эта, казалось бы, самая удачная атака противника, захлебнулась.
Но сражение еще не закончилось.
Снова разгорелась пулеметно-автоматная стрельба: с химкомбината застрочили пулеметы, помогая своей атакующей группировке.
Стало светать. Теперь можно было легко определить силы противника, все вокруг лежащее поле боя хорошо просматривалось. Стало ясно, что с химкомбината была лишь демонстрация, рассчитанная на то, чтобы отвлечь внимание обороняющихся, сбить их с толку и распылить силы. Основная сила противника, до трехсот человек, находилась справа, заливая автоматно-пулеметным огнем воронки. И эта группа вновь готовилась к решительному штурму.
В рядах обороняющихся появились жертвы, увеличилось число раненых, а враг все не ослаблял своего натиска.
В целях усиления гарнизона своей воронки командир приказал Сундееву перебросить к нему человек десять автоматчиков, поскольку главным объектом нападения немцы избрали именно первую воронку. Но не успел он договорить, как внезапно поднявшиеся всей лавиной гитлеровцы вновь загоготали и рванулись в очередную атаку.
— Огонь! — закричал командир.
Резко ударили несколько наших пулеметов и автоматов; стреляя на ходу, из соседней воронки на помощь командиру бежало около десятка автоматчиков; а из своей засады во фланг бегущих немцев неожиданно ударили из автоматов три разведчика. Ряды наступающих заметно поредели. В их рядах возникла невообразимая паника, и вся лавина схлынула, откатилась назад, бросая убитых и раненых. Офицеры и унтер-офицеры криком, выстрелами в воздух и в собственных солдат пытались остановить, развернуть откатывающуюся массу, но сделать уже ничего не могли и сами падали, сраженные нашим огнем.
Солнце поднялось над вершинами леса, осветив поле боя, оно еще струилось теплой кровью, убитые еще шевелились в предсмертной судороге, громко стонали раненые, проклиная кого-то и отчаянно взывая о помощи. Но ни стой, ни с другой стороны никто не приходил им на помощь.
Метрах в ста пятидесяти юго-восточнее воронки, окопавшись в какой-то яме, сидели три наших разведчика. Голодные и без воды, они решили не рисковать, перебегая открытое поле, остались в своем укрытии до следующей ночи.
Это благодаря их бдительной разведке и внезапному удару во фланг удалось отбить в десять раз превосходящие силы противника и нанести ему огромный урон. Внезапное нападение такой силы могло кончиться для гарнизона трагедией. Теперь все это отчетливо понимали, и хотелось по-братски обнять, поблагодарить каждого разведчика.
Командир вышел из своего наблюдательного пункта и, окинув взглядом весь лагерь, ища кого-то взглядом, спросил:
— Разведчики, которые ночью докладывали мне о готовящемся наступлении немцев, живы?
Все почему-то стали оглядываться вокруг себя, словно за их спинами где-то укрывались разведчики. Из стрелковой ячейки вышли два молодых солдата с автоматами на шее и доложили:
— Мы разведчики, докладывавшие вам ночью о наступлении немцев.
— Объявляю вам благодарность перед строем за бдительную службу! — сказал командир и каждому крепко пожал руку.
— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили разведчики.
Весь лагерь стоя приветствовал своих бдительных разведчиков. Обращаясь ко всему гарнизону, командир произнес:
— Благодарю всех вас, товарищи, за мужество и стойкость в борьбе с врагом!
— Ура-а-а! — внезапно пронеслось над мертвым полем боя, отдаваясь эхом в стенах химкомбината и широко окрест.
В ответ с химкомбината ударило одновременно несколько пулеметов и автоматов, сбивая рыхлую землю с бруствера вокруг воронки. Все инстинктивно присели.
Один по одному импровизированный митинг стал расползаться. Воронка теперь уже значительно расширилась, из круглой и конусообразной она превратилась в лабиринт щелей, ниш, пещер и лисьих нор; в западной части были вырыты три больших ниши, напоминающие первобытные пещеры, в одной из них находился командный пункт, в двух других разместили раненых.
Обозленные неудачей, немцы обрушили на стойкий гарнизон воронок всю мощь своей артиллерии. Почти весь день они били и били по вспаханному снарядами полю. Но его зарывшиеся в землю обитатели как заговоренные не поддавались мести врага. Лишь два-три снаряда угодили в юго-восточный склон, где вообще никого не было.
Колодец
...На исходе были третьи сутки. Продовольствие заканчивалось. Сохранялся лишь небольшой запас для раненых. Но теперь мучили не только голод, но и жажда. Жажда мучила все сильнее. Но воды по-прежнему не было.
Особенно тяжело было раненым. Изнывая от жары, боли и потери крови, они все время просили воды. Даже спокойно лежавший с распухшим животом комиссар не выдержал и полушепотом произнес:
— Кажется, выпей сейчас стакан воды, я бы воскрес.
Группа солдат под руководством Митрича, убрав трупы со дна воронки, еще с ночи взялась копать колодец в самом центре воронки, но неожиданная атака немцев сорвала эту работу, и теперь к ней приступили более организованно и энергично. Пришлось вновь очистить дно воронки от трупов, теперь уже в большинстве немецких, и работа закипела. Одни копали, другие выносили землю и грязь касками, вещмешками за пределы воронки. Липкая грязь появилась уже давно, но воды все не было. Сырая и твердая глина лежала над водоносным слоем тяжелым пластом. Голодным, измученным жаждой, духовно и физически переутомленным людям работать было тяжело, они часто менялись и отдыхали, но перспектива докопаться до воды и несколько дней хоть раз освежить душу глотком свежей воды подгоняла всех и придавала силы.
К утру пробили глиняный пласт и докопались до плывуна. Наконец показалась вода, но ее было очень мало. Копать же дальше стало невозможно, так как по мере углубления песок-плывун обваливался и вместе с водой заполнял все дно колодца, скрывая под собой воду.
— Нужно было вставить сруб, но из чего его соорудишь? Нет не то что доски, даже обломка палки, — сидя в колодце, рассуждали солдаты.
— Кроме того, если вычерпывать песок из колодца, то вслед за ним начнет обваливаться и глина, и тогда весь труд пойдет насмарку. Да-а, без сруба не обойтись Но будь и доски, и бревна, все равно ничего не сделаешь, ведь нет ни пилы, ни топора, — говорили солдаты.
— Погодите хныкать, — вдруг заговорил Митрич, — вокруг вон сколько камней, тащите-ка их сюда.
Выгнав всех из колодца и заставив стаскивать к нему камни, Митрич сам выложил из камней сруб и остановил плывун. Вода стала набираться в колодце, она была желтой и мутной, но холодной и вкусной. Ее было немного, черпать можно только кружкой, но победа была одержана — в лагере появилась вода!
Гарнизон ожил. Поднимаясь, раненые с протянутыми руками наперебой просили воды, однако неограниченное ее употребление грозило опасностью. Посоветовавшись с батальонным комиссаром, командир установил строгую норму: не более одного литра в сутки на человека. Контроль был поручен все тому же Митричу.