– Убили… меня убили…
Крик обрывается, Тищенко хрипит. Изо рта и раны под горлом толчками выбивает кровь. Он стоит, раскачиваясь, потом сползает на подломившихся ногах по стенке окопа.
– Гришка! – я наклоняюсь над ним.
Теряя секунды, ощупываю его. Это страшно, когда в полуметре от тебя железные шлепки разрывают тело товарища, убивая его.
– Командир! – приводит меня в чувство крик нового пулеметчика Антона Бондаря. – Стреляй! Он нас сейчас раздавит.
До головного Т-3 метров сто с небольшим. Пока я медлил, в него удачно врезали Долгушин и Назаров. Танк замедлил ход, из двигателя тянулась струйка дыма. Наверстывая упущенное время, я выстрелил в крест в центре лобовой брони. Это торопливый, не очень удачный выстрел. Пуля просто сплющилась. Надо было целиться в смотровую щель, чуть правее. Надо было…
Загнал новый патрон. Снаряд с воем прошел над головой и взорвался позади. Танк одолевал последние десятки метров и неумолимо сближался с нами. Не умолкали оба пулемета, сметая брустверы наших окопов.
Следующую пулю я послал в смотровую щель. Надеялся, если и не попаду в нее, то с семидесяти метров пробью броню и, возможно, выведу из строя механика-водителя.
Я попал в него. Усиленная пуля прошила сорок миллиметров брони, ранила или оглушила механика. Потерявший на несколько секунд управление, Т-3 крутанулся, подставив борт.
Пока машина выравнивала ход, мы успели продырявить более тонкую боковую броню в трех-четырех местах. Из коллектора выбился жгут пламени, окутанный черным маслянистым дымом. Т-3 попятился назад. На решетку двигателя выскочил танкист с огнетушителем. В него пытались стрелять, но пушка и оба танковых пулемета вели непрерывный огонь, загнав нас на дно окопов.
Стащил вниз и перезарядил ружье. Я – командир отделения, и прятаться мне нельзя. Снова высовываюсь и стреляю, целясь в шаровую пулеметную установку. Это одно из уязвимых мест. Пуля весом шестьдесят граммов, летящая со скоростью тысяча метров в секунду, вбивает установку внутрь, разбрасывая веер искр.
Самоуверенный командир танка, рассчитывая раздавить нас вместе с неуклюжими длинными ружьями, приблизился на опасное для него расстояние. Наши пули прошили броню, зажгли двигатель.
Танкиста с огнетушителем срезал из «дегтярева» Антон Бондарь. Он же длинной очередью сбросил на снег вылезавшего из люка еще одного члена экипажа. Черный берет с серебристой эмблемой, распластанный орел на груди. Отвоевался!..
– Горит сволочь!
– Добивай гадов!
Мы слишком долго провозились с этим чертовым Т-3. Он уже горел. Экипаж покинул машину. Двое были убиты и лежали на снегу, двое так и остались внутри. Сумел уползти лишь один танкист.
Но радоваться победе было рано. К горевшей машине приближался его собрат, такой же Т-3. Он хлестал трассами двух своих пулеметов, тонкоствольная пушка опускалась ниже. Ее осколочно-фугасный снаряд весил меньше двух килограммов, но этого вполне бы хватило, чтобы разнести любой окоп и смешать с землей находившийся там расчет.
Этот снаряд летел в нас с Гришкой, но взорвался с перелетом. Все отделение стреляло в него, но танк прибавил скорость, не обращая внимания на наши пули.
Да и целиться он нам толком не давал, вел огонь из пушки и обоих пулеметов. Я вытянул бутылку с горючей смесью и снова поставил ее на место. Если Михаила Травкина раздавил девятитонный «чех» Т-38, то Т-3 своей массой, вдвое тяжелее, просто расплющит и меня, и остальных.
Надо вести огонь до последнего. Бронетранспортеры выбросили десант и, прикрывая его пулеметным огнем, отошли. Очередная пуля ударила Т-3 в лоб и отрикошетила. Я лихорадочно водил стволом, пытаясь поймать в прицел узкую гусеницу. Танк шел прямо на меня. Ну, развернись хоть на десяток градусов, и я закачу тебе пулю в твои лязгающие железяки!
Меня и все отделение спасли саперы. Мы нанесли Т-3 какие-то мелкие повреждения, но это лишь подстегнуло его, как быка хворостиной. Увеличив ход до предела, он готовился с маху размазать, смешать нас с землей.
Несмотря на высокую скорость, обошел мину (снежный бугорок), но на повороте зацепил задней частью гусеницы вторую тарелку. Я слышал, что танки, попав на минное поле, иногда проскакивают его на полном ходу, а мины взрываются за кормой. Но Т-3 не смог развить достаточную скорость – мешали воронки, бугры, ледяные проплешины.
Взрыв раздался позади танка, но его мощности хватило, чтобы разорвать гусеницу. Скорость не дала машине вовремя остановиться, и Т-3 прошел еще несколько метров, сминая, скручивая гусеницу.
Долгушин, Назаров и я стреляли в него, не обращая внимания на пулеметный огонь. Еще несколько пуль пробили броню. Кто-то врезал точно под башню, заклинив зубцы поворота. Зажигательные пули угодили в бензосистему или топливный бак. Т-3 вспыхнул сразу в нескольких местах.
Обреченный танк стрелял из всех стволов, дал задний ход, но скрученная гусеница не давала колесам проворачиваться. Снаряд достался ребятам из взвода ветерана Черникова. Одного бойца разорвало, другого отбросило, вминая в стенку окопа.
Пулеметные очереди стегали по брустверу. Там были наши бойцы, они не прятались, а вели огонь по немецкой штурмовой роте. Кого-то убило, ранило, но Т-3 уже полыхал вовсю.
Танкисты в своих добротных комбинезонах, с орлами, крестами, нашивками, скатывались по броне и попадали под плотный огонь ручных пулеметов и винтовок. Командир танка не покидал машину до последнего. Разнес снарядом противотанковое ружье Саши Назарова. Тот успел нырнуть в окоп и отделался контузией. Его спасла мерзлая земля и небольшой калибр танковой пушки.
Другой снаряд и остаток пулеметной ленты достали еще двоих бойцов. Но командир танка дорого заплатил за свое упорство. Огонь, охвативший машину, не пощадил его.
Немецкий лейтенант выкатился из люка горящим клубком. Затем взорвался боезапас, сковырнуло башню. Вырвавшееся на свободу пламя раскидывало горящие куски и тряпки. Мелкими ракетами вылетали обрывки пулеметных лент и отдельные патроны. Командир танка кричал от боли и катался по снегу, пытаясь погасить пламя. Чей-то выстрел добил его, он сунулся лицом вниз и больше не шевелился. Промасленный комбинезон, шипя, продолжал гореть вместе с телом.
Немецкие штурмовые группы численностью по десять-пятнадцать человек активно наступали. Короткая перебежка под прикрытием пулемета, и группа бросалась на землю, сразу открывая огонь. В другом месте тут же вскакивало следующее отделение или сразу два.
Все это было хорошо отработано, делалось быстро, и наши бойцы просто не успевали толком прицелиться. Вели огонь из «дегтярева» Антон Бондарь и пулеметчик из взвода Черникова.
Конечно, два горевших танка на нашем участке сбили с немцев азарт, и темп они сбавили. Следом шел легкий танк Т-2 с 20-миллиметровой пушкой и пулеметом. Слишком близко он приближаться не рисковал, видел, как горели два танка Т-3 и тяжелый Т-4 на левом фланге.