– Нет. Вы пока тихо сидите. Ваше дело – танки. Ну-ка, покажи еще раз, где они там прячутся?
Ступак хищно вглядывается в мешанину ветвей, долго наводит винтовку.
– Вы же комбат. Не рискуйте, – говорит ему взводный.
– Я уже второй раз комбат, – бормочет старший лейтенант. – Нужда пройдет, опять на роту поставят. Если выживу…
Выстрел, и почти сразу же звяканье пули, угодившей точно в каску. Нам отвечают пулеметы, градом сыпятся мины. Мы вжимаемся в стенки окопов, пережидаем обстрел.
А через десяток минут слышим гул танковых моторов. Выползают два тяжелых Т-4, следом легкий Т-38. Что это, атака? Или они хотят раздавить нас? Но почему тяжелые танки не сделали это вчера, когда роты как следует не укрепились?
– Их сюда вечером только сумели перегнать, – поясняет взводный из седьмой роты. – Вода кругом, техника вязнет.
Я навожу на цель свое новое ружье. Но стрелять еще рано. До танков метров триста пятьдесят. На таком расстоянии тяжелый Т-4 не возьмешь. Зато они точно вложат свои снаряды в наши отсыревшие окопы и траншеи. Ступак реагирует мгновенно:
– Андрей, бери с собой еще один расчет, и бегом во фланг. Осиновую гряду видишь?
– Вижу.
– Выйдешь на ее край, и оттуда откроете огонь по танкам.
– А вы как же?
– Мы в окопах как-нибудь высидим. Да и не подойдут они близко к нам. Расчет Шмырёва с нами остается, гранат и горючки достаточно. А тебе в самую пасть надо забраться и шугануть эту троицу. Иначе выбьют они нас.
Ступак ситуацию оценивает верно. Танки открывают неторопливый огонь по окопам. Остановившись передохнуть в низине, где начинается осиновая гряда, мы видим происходящее. Мины опасны, когда влетают прямо в окоп или траншею. Но это происходит не так часто.
Фугасные танковые снаряды, которые за полчаса развалили с немалого расстояния мост, теперь так же эффективно рушат сырые траншеи. Тем более расстояние здесь вдвое меньше. Фугасы летят точно под основание брустверов. Взрываясь на глубине полметра, а то и глубже, они разваливают траншеи, глушат, убивают бойцов.
Самое дрянное, что нашим нечем ответить. Единственное противотанковое ружье Родиона Шмырёва на таком расстоянии Т-4 не возьмет. Смотреть на это так же тяжко, как на гибель саперной роты. Я поднимаю отделение, и мы, пригибаясь, бежим вдоль осиновой гряды.
Кроме бронебойщиков и пулеметчика Бондаря с помощником нам выделено пехотное отделение из пяти человек, у них тоже имеется «дегтярев». Кроме того, они несут запас тяжелых противотанковых гранат и бутылки с горючей смесью.
Ступак все делает основательно. И удар с фланга предусмотрен, как положено. Два противотанковых ружья, два ручных пулемета, гранаты, «горючка». Среди бойцов с удивлением вижу своего соседа по санбатовской палатке Жору Крупина.
– Жорка, и ты здесь?
Ответ звучит вызывающе:
– А ты сейчас только заметил? Большой командир!
– Брось, Жорка! – Я крепко жму ему руку, хлопаю по плечу.
Настрой у моего дружка кислый. Он тяжело дышит, беспокойно оглядываясь по сторонам. Лезть вместе с бронебойщиками под танки ему очень не хочется. Кроме винтовки и подсумков, на поясе две противотанковые гранаты, под мышкой ящик из-под патронов, где лежат, обмотанные в тряпки, черные бутылки с горючей смесью.
– Опять в говно попал, – пытаясь улыбаться, сказал Крупин. – Танки бежим взрывать. Много мы дел понаделаем с вашими кочергами да бутылками! Артиллерия нужна. Намотают нас на гусеницы.
Я оглянулся на траншею, над которой методично поднимались столбы фугасных разрывов. Надо спешить.
Там, где заканчивалась осиновая гряда, расстилалась широкая поляна. Спутанная рыжая трава, которую так и не скосили в прошлом году. На южной стороне бугорков уже пробилась первая зелень. Война напоминала о себе в любом месте. Одинокий полузасыпанный окоп, воронка от снаряда, ржавая каска.
– Никому не высовываться, – шепнул я своему помощнику Василию. – Передай по цепи.
Нас одиннадцать человек. До ближнего танка было метров двести. Он стоял к нам боком, угловатый, массивный, уверенный в себе. Ударил очередной выстрел. Открылся люк, и высунулся командир Т-4 с биноклем в руках. Сейчас они нас увидят. Одиннадцать человек – это много. Кто-то, несмотря на запрет, тянул шею, разглядывая немецкую машину.
– Саня, огонь после моего выстрела.
Назаров молча кивнул. Ружья заряжены, надо только прицелиться и нажать на спуск. Но все это происходит не так быстро, как мне хотелось бы. Мешает прошлогодняя трава, которая может изменить траекторию пули.
Передвинул ружье чуть выше, рядом закашлялся боец. Тише ты! Немец не услышит кашля за шумом работающего двигателя мощностью триста лошадиных сил, но может сработать чутье опытного танкиста. Офицер повернул голову в нашу сторону и сразу же прокричал какую-то команду.
Я выпустил три пули подряд, целясь в основание башни. Оставшиеся две хотел всадить в моторную часть, но танк крутанулся настолько быстро, что пуля улетела непонятно куда.
Теперь громадина высотой почти три метра стояла, повернувшись к нам лобовой частью. Последнюю пятую пулю выпустил, целясь в гусеницу. Затвор, лязгнув, отошел в заднее положение. Василий умело и быстро вставил новую обойму, а в нашу сторону обрушился огонь сразу двух пулеметов, а затем снаряд.
Он прошел высоко, зато один из пулеметов всаживал очереди с большой точностью. Я вжался в земляной откос. Назаров выстрелил и тоже прижался к земле.
Мы сделали семь выстрелов и, по моим расчетам, должны были хотя бы повредить какие-то механизмы в этой громадине. Но, кажется, не смогли. Танк, выбросив из-под гусениц комья мокрой земли и сизый выхлоп отработанного бензина, набирал скорость и шел прямо на нас. Сколько ему понадобится времени, чтобы преодолеть двести метров? Восемь-десять секунд, а затем он смахнет молодые осины и обрушится всей своей массой. Если раньше не всадит осколочный снаряд.
Снаряд прошел снова выше, а я нажимал на спуск, посылая пули в правую гусеницу. Саня Назаров тоже стрелял. Открыл огонь пулеметчик из пехотного отделения, но «дегтярев» захлебнулся после первой же очереди.
Обойма вылетела за считаные секунды, а Т-4 резко замедлил ход. Гусеничная лента, сделав половину оборота, расползлась на две половинки. Верхний край гусеницы вылетел с такой силой, что сорвал подкрылок. Он, кувыркаясь, шлепнулся в траву.
Продолжал работать курсовой пулемет, а башня оставалась неподвижной. Видимо, я заклинил поворотный механизм одной из своих пуль. Новая обойма, щелкнув, встала на свое место. Теперь я стрелял в этот пулемет, зная, что защита здесь тоньше, пуля ее пробьет. Шаровую установку вмяло, брызнули искры.
Саня Назаров и Антон Бондарь из своего «дегтярева» стреляли по смотровым щелям. У механика-водителя на Т-4 довольно широкая смотровая щель. Он захлопнул ее, но я тоже дважды выстрелил.