Насколько я помнил карту, Ступак собирался вывести полк, а точнее, его остатки, где-то между городами Изюмом и Балаклеей. Мы еще не знали, что 23 мая войска армейской группы Клейста и 6-й армии сомкнули кольцо окружения в районе города Балаклея. Слова «окружения» старались избегать.
Но даже если бы и знали, путь у нас оставался один – на соединение с нашими войсками.
До вечера отсыпались. Ступак послал группу из двадцати человек к месту, где разведчики обнаружили грузовик с продовольствием. Но пройти не удалось. Группу обстреляли, и, потеряв троих человек, она вернулась ни с чем.
С наступлением темноты двинулись дальше. Мы с Пашей Скворцовым несли на плечах наше длинноствольное ружье, имелись также две противотанковые гранаты. Меня назначили временно командиром взвода. Следом за нами шагали еще шесть человек, весь наш взвод.
Запомнилось, что ночью встретили еще одну колонну, которая шла примерно в том же направлении. Это были остатки сразу двух полков незнакомой нам дивизии – человек пятьсот или больше.
У них имелось несколько пушек и минометов. Подполковник, начштаба полка, предложил Ступаку присоединиться к ним. Капитан, полтора месяца выходивший из окружения летом сорок первого года, отказался:
– Большая группа не пройдет, завязнет в боях. Немцы крепко оседлали дороги и возвышенности.
– Будем пробиваться, – заявил подполковник.
– Мы тоже сдаваться не собираемся, – ответил опытный солдат Юрий Ефремович Ступак.
Его поддержали Зайцев, Евсеев и другие командиры. Мы разошлись. Каждая колонна двинулась своей дорогой. Позже я узнал, что Ступак раздумывал, не поделить ли оставшиеся двести человек на две-три группы.
Хорошо взвесив положение, решил, что распылять отряд не следует. Одна из причин заключалась в том, что мы несли знамя полка. Пока оно с нами, нас примут как боевую единицу и не станут мурыжить как разрозненные кучки окруженцев. Все хорошо знали, что при утере знамени любой полк расформировывается.
На рассвете наткнулись на разбитую колонну автомашин. Некоторые грузовики сгорели, другие были смяты танками. Несколько штук стояли вроде невредимые. Вокруг лежали тела расстрелянных и раздавленных танками красноармейцев и командиров.
Выставив посты, нам дали команду осмотреть грузовики.
– Медикаменты, боеприпасы, провизия, – коротко инструктировал Ступак. – Больше чем на четверть часа не задерживаться.
Еды, за исключением нескольких банок консервов, мы не обнаружили. Нашли сколько-то индивидуальных пакетов и рулон хлопчатобумажной портяночной ткани. На повязки для раненых пойдет.
Из оружия нашли несколько винтовок, довольно большое количество патронов, десятка три гранат. Это немного подняло настроение. Правда, патроны были винтовочные, автоматных не нашлось.
Паша Скворцов наткнулся на раздавленный танком труп старшего лейтенанта. Уцелела кобура с пистолетом ТТ и запасной обоймой. Пистолет Паша отдал мне, сам обзавелся винтовкой.
Люди продолжали шарить в грузовиках, искали еду, некоторые переворачивали все в поисках спирта. Капитан дал команду строиться и срочно уходить. Однако и после того, как полк свернул в сторону лесистой балки, несколько человек продолжали поиски.
– Оставшиеся будут считаться дезертирами! – крикнул им лейтенант Евсеев, догоняя колонну.
Мы ушли вовремя. По дороге катили два мотоцикла. Патруль или разведка какой-то немецкой части. Это были тяжелые «цундаппы», один из них с пулеметом. Задержавшиеся красноармейцы кинулись убегать, двое подняли руки, сдаваясь в плен.
Пулеметные и автоматные очереди убивали бегущих одного за другим. Я лежал вместе с расчетом «дегтярева», прикрывая отход полка.
– Если вслед не кинутся, огонь не открывать, – приказал Ступак.
Из семи человек до балки добежали лишь двое. Один из них был Жора Крупин. Он тяжело дышал, прижимая к груди фляжку. В сумке из-под противогаза лежали консервные банки.
Мотоциклы остановились на дороге, немцы о чем-то говорили с пленными, а мы догоняли своих.
– Что же вы нас не прикрыли? – отдышавшись и хлебнув из фляги, упрекнул меня Крупин.
Я почувствовал запах водки и молча выдернул флягу из рук.
– Это для раненых. Паша, забери сумку, посмотри, что там.
– Консервы и пачка махорки, – доложил помощник.
– Махорку подели на весь взвод, а консервы сдашь старшине, – сказал я. – Из-за водки, ты, Жорка, сам едва выбрался и фрицев мог на полк навести. Пошел вперед!
Когда догнали колонну, Ступак оглядел обоих трофейщиков и предупредил:
– Еще раз отстанете, прикажу расстрелять к чертовой матери.
Последующие дня три мы просто плутали. Таких групп окруженцев, как наша, в окрестностях хватало. Полицейские батальоны, полевая жандармерия и специально выделенные части прочесывали перелески, овраги, хутора – места, где могли прятаться окруженцы.
– Это не белорусские пущи, – вздыхал капитан Ступак, когда мы останавливались на дневку в каком-нибудь редком сосняке.
Приходилось соблюдать постоянную осторожность, не шататься, не выходить на открытые места. Пока нам относительно везло. Дисциплина, которая жестко поддерживалась в полку, не раз выручала нас. Кроме того, капитан, прошедший полуторамесячный путь из окружения в сорок первом году, обладал почти звериным чутьем, когда выбирал место для отдыха или прокладывал очередной участок маршрута.
В этом ему помогали Тимофей Макарович Зайцев и старшина Савелий Гречуха, с его тяжелым непонятным взглядом.
Но столкновений с немцами избегать не удавалось. Однажды мы вынуждены были остановиться на день в пойме мелкой речушки. Лесной участок был довольно густой, окружен болотистой низиной, да и времени искать что-то другое не оставалось. Начинался долгий майский день.
Буквально сразу выяснилось, что лес совсем небольшой, да еще упирается в крутой обрыв, с которого отряд могли легко заметить. Оставалось тщательно замаскироваться и прекратить всякое движение. Неподалеку располагался хуторок, а по дороге над обрывом изредка проходили немецкие грузовики.
Мы не ели уже два дня, но идти в хутор по открытой местности было слишком опасно. Все же Ступак отправил трех разведчиков, которые вскоре вернулись. При въезде в хутор располагался полицейский пост, а движение по дороге над обрывом сделалось довольно интенсивным.
Полицаи нас выследили, но сами нападать не рискнули. Видимо, связались с патрулями, или неподалеку располагалось немецкое подразделение.
Савелий Гречуха, словно чуя опасность, напросился осмотреть возможный путь отхода, а в напарники взял почему-то меня.
– У Андрея глаза острые, – лаконично пояснил он свой выбор. – А ружье Пашка посторожит.
Я шел следом за Савелием и мог лишь удивляться, как он умело ориентируется в совершенно незнакомом месте. Старшина вел меня вдоль болотистой речки среди кустов ивняка. Изредка росли огромные корявые ветлы. С правой стороны тянулась открытая холмистая степь, с левой – обрыв и дорога.