Как и любого по-хорошему честолюбивого и тщеславного молодого офицера, Епимахова необходимо было какое-то время удерживать за воротник, чтобы он сам определил разницу между романтикой побед и настоящим боем; кто-то непременно должен был охлаждать пыл новичка, рвущегося под пули, дабы не постигла его участь многих новоиспеченных лейтенантиков, прибывших в Афган и не прослуживших и до первого отпуска. В данном случае, никто, по всей видимости, этим не занимался. Просто везло Епимахову.
– Мне нагадали, что от пули я заговорен, – заявил он возвратившемуся из отпуска другу.
– Это кто тебе такую ерунду сказал?
– Цыганка.
– Сплюнь. Вот так-то лучше. И по дереву постучи…
Втягивался новичок в военно-полевой быт. Учился убивать, хлестко ругаться матом, не удивляться смерти. Прибарахлился: поднакопил чеков, поторговался в дуканах, в военторге потратился, накупил по мелочи – и джинсы, и сувениры, и безделушки, – в общем, стандартный набор советского офицера в Афганистане.
Появился у него надежный друг – водяра, проверенное веками российское лекарство от многих бед и сомнений, от печали и тоски душевной. Епимахов утратил свою восторженность, сделался немножко циничным, на смену уверенности в спасительную роль Советской Армии в Афганистане пришло разочарование.
Чувства свои он никому не обнаруживал, только Шарагину приоткрывался, иногда, если, бывало, курили вдвоем на улице, особенно после водки, когда мысли и язык раскрепощались.
Рассуждали о стране, в которой родились, выросли и служили.
Рассуждали о войне, что свела таких разных людей вместе. Переживали, терзались, что так глупо порой, непродуманно, впустую
…расходуется русская силушка…
бросаются батальонами, полками, не берегут людей, не берегут армию.
Воздерживались обсуждать только одну тему – возвращение домой.
Нельзя на войне, где ты временно передаешь жизнь свою в руки судьбы и случая, где ситуация может запросто потребовать от тебя вынужденной жертвы ради друга, ради цели, ради принципа, планировать и расписывать далекое, оставленное в ином мире, с иными ценностями будущее, по крайней мере во всеуслышанье не стоит это делать, можно запросто просчитаться, сглазить.
40-я общевойсковая армия или «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане» была очередным незаконнорожденным ребенком великой империи под названием СССР. Родители – ЦК КПСС и Министерство обороны – всячески скрывали свой грех, и поэтому, наверное, народу советскому не позволяли упоминать о ребенке, как если бы он совершил нечто крамольное, преступное, порочащее весь род.
Не знала многомиллионная страна, не интересовалась особо, не переживала за то, что почти десять лет шла война на южных рубежах. А те, кому довелось служить в «Ограниченном контингенте», особенно в первые годы после ввода войск, не смели и самым близким людям довериться и поделиться испытаниями и переживаниями, выпавшими на их долю, обсуждать афганскую войну опасались.
К другим незаконнорожденным детям, что хозяйничали в странах более преуспевающих и неохваченных войной, – в Венгрии, Польше, Германской Демократической Республике, Монголии, Чехословакии, родители относились более благосклонно.
Послали 40-ю армию в конце 1979 года на чужбину, послали по вздорной прихоти, и она усердно, на протяжении многих лет, пыталась заслужить любовь и расположение стареющих, и слегка выживших из ума родителей. Заслали в чужие края, чтобы покой она охраняла, значимость и силу империи преумножала, чтобы содействовала расширению и процветанию владений, и без того бескрайних, неохватных. Но поскольку империя была не совсем обычной, и последней, по сути, империей ХХ века, выходило в ней вечно все наоборот.
Вместо того, чтобы получать прибыль от подвластных земель, отдавала свое кровное, делилась последним куском, и могущество ее таяло.
Подданные великой империи не ведали, отчего живут они плохо, почему никак не наступит обещанное давным-давно, на заре Советской власти, процветание и изобилие; они искренне верили в богов, которые выдумали и создали империю; подданные были романтиками, людьми наивными, они любили слушать обещания, верили в чудеса, и в мыслях допускали, что чудо запросто может произойти в любой момент, как в русской сказке, в которой выплывает вдруг золотая рыбка и исполняет все желания.
Впрочем, особого выбора у них не было. Сравнивать свою империю было не с чем.
– Если вы никогда не видели японского телевизора, советский телевизор – самый лучший в мире, – как-то, после поездки по дуканам, с горечью сказал капитан Моргульцев.
…еще он любил повторять, что «советские часы – самые
быстрые в мире, а советский паралич – самый
прогрессивный»…
Армия великой империи, которая, по сути дела, более тридцати пяти лет воздерживалась от крупных боевых операций, вдруг решила поразмяться, поупражняться в реальных условиях, проверить, все ли оружие, созданное в последние годы, действует должным образом, испытать технику новую, проверить в деле командиров и тактические разработки, которые они усваивали в училищах и академиях; Армии Советской нужен был враг, а поскольку враг не нападал, решили, что пора самим что-нибудь придумать, какой-нибудь дальний поход организовать, благо идеологи к этому времени закончили работать над очередной главой из сказки о мировой революции. Глава называлась Афганистан. В ней, как всегда просто и убедительно, доказывалось, что возможен, в отдельных случаях, переход страны сразу из феодализма в социализм, минуя промежуточную, капиталистическую стадию.
Мышцы при долгой езде на броне затекают, – вот также и Армия и идеология устали сидеть без дела, на привязи, притомились от ожидания.
Извиниться и уйти гордость не позволяла, ошибки признавать империя не умела. И с первых дней своего существования жизнь 40-й армии пошла наперекосяк.
…как там все на самом деле решалось с Афганом? поди разузнай! а
коли промах дали – обидно… за дурачков нас держать не надо!
повоевали несколько лет, понятно стало, что не клеится, надо тактику
менять, нельзя упертым быть, надо хитрить… или уж прекращать
церемониться и крушить их всей мощью…
…геополитику и мы понимаем, даже на уровне взводного, не
маленькие… на то и вооруженные силы, на то и десантные войска,
чтобы страну оградить от внешней опасности, чтобы первым удар
нанести, так сказать, привинтивно, чтобы разгадать задуманное
противником и пресечь! и слабоумному понятно: в маленьком
Афганистане две идеологии столкнулись, уперлись рогами, и будут