— Глеб!
Повернулся. На губах Звонарева играла победная улыбка. Ничего не говоря Морозову, он молча посмотрел в направлении уже поднимавшегося батальона, потом скомандовал нам и увел взвод за собой, оставив старлея одного среди камней.
Всякий раз, сталкиваясь с белым листом, с самым началом своего повествования, стоишь перед одной и той же дилеммой. Писать всю правду — от и до, или кой чего опустить? Не красоты словца ради, а дабы не искушать…
Не моя вина, да и никакая не заслуга, что выпал мне этот азиатский жребий. Но пред выбором: описать подробно, так, чтоб понял тот, единственный, для кого пишу — прочувствовал, до хруста в костяшках, до рези в глазах, или оставить на полутоне, без надрыва и без шокирующих подробностей — всегда теряюсь. Не из-за жажды дешевой популярности — меня кроме своих, родных и ветеранов вот уж десять лет никто не читает. И не от страха остаться непонятым — после Чечни сам уже ничего в этом мире разобрать не могу… только ради истины — дабы не канули в Лету лица, мысли и поступки.
В этот раз изменю своим принципам — не смолчу. Отстою, до последней, и расскажу именно так, как все это случилась. История о стоимости… О цене за право чувствовать себя человеком.
Не самая добрая история… Как говорили в старом цирке: женщин и детей — просим отвернуться!
* * *
Через пару месяцев после прибытия в Файзабадский полк — в середине января 1983 г., встав с подъемом, я понял, что заболел. Мутило, крутило, кружилась голова. На зарядку не пошел и выполз с оставшимися молодыми и нарядом на уборку территории. Собирая бычки и мусор в ладошку, как-то не так нагнулся, и меня чем-то белым стошнило прямо на выбеленные известкой камни ограждения палатки. Деды «обрыганной» территории первого-второго взводов вначале отвязались, потом въехали и позвали каптера Мамедова.
Мамед подошел, глянул на мою кислющую морду, небрежно приподнял большим пальцем левой руки бровь и, выдержав достойную аксакала паузу, веско сказал:
— Пашель на х… отсюда… Бэгом — в санчасть!
Процедуру осмотра белков глаз я уже знал и, безрадостно матерясь про себя, поплелся в лазарет. Там тоже — особо не церемонились. Выдали пробирку, потом капнули в мочу йодом и безошибочно поставили диагноз — гепатит. То бишь — свободен, Федя, отлетался. Вали, родной, в карантин, и хари оттуда не кажи… до самого вертолета!
Палатки санчасти в 83-м находились еще на старом месте — на окраине палаточного городка, между саперами и полигоном. Там же, на самом отшибе, одиноко стоял и карантин.
Захожу. Темно. Палатка без внутренней обшивки — одна резина. Полов нет. На голой земле стоят три железные койки. На двух горой свалены старые обоссанные матрасы. Отлично! Январь — он же в Афгане теплый, бля… не Сибирь. Единственное, что порадовало, так это отсутствие людей. Когда ты молодой, какой — душара! чем народу меньше, тем жизнь — краше.
Тут зашевелилась одна из коек и сиплый заспанный голос прогундосил:
— Привет, чувак, заходи…
Познакомились. Пацан — Толик с пятой мотострелковой. Мой призыв — брат сопливый. По Термезскому карантину — не помню. И не земляк, но зато с желтухой. Уже свой, блин, в доску. Да и впрямь, радуйся, что тут не «черпак» и не «дед», а то бы уже трассером мельтешил! Да и вдвоем — не в одиночку, по госпиталям шариться. Кто ж рад неизвестности, все боимся…
Выбрал три самых не вонючих матраса. Два обычных под низ, третий, полуторный, укрываться. Не раздеваясь, в бушлате и сапогах лег, укрылся. Уснул. В обед пришел санитар — принес еду. Поели. Опять уснул… и началась — житуха.
* * *
Кормили, как положено, три раза. Вопросов — никаких. Пока перевал закрыт — отдыхаем. Приходили ребята с роты. Принесли сигарет. По-моему, даже завидовали: кто-то прошелся по поводу того, что, мол, все пашут, а эта жопа — шлангует.
Из всех видимых неприятностей только паскудный вкус родного «Памира». Оказывается, болезнь Боткина как-то интересно влияет на рецепторы, и если еда кажется нормальной, то курить — просто невозможно!
А так — лафа! С Толяном все, что могли, «перетерли» за пару дней. Остальное время спал. С ума сойти, по двадцать часов в сутки! На всю службу вперед хотел отоспаться. Да куда уж там…
Когда дрыхнуть уж не было сил, в ночной полудреме стали посещать меня воспоминания и мысли. Например, о несправедливости жизни…
Понятно — банально. Но для 18-летнего парня, все базовые ценности которого крутились вокруг танцев, крепких кулаков и незакомплексованных телок, бесспорно — прогресс. Это сейчас, когда я уже привык к несправедливости мира (вот только никак не сживусь с подобным ощущением), все понятно. Тогда же — иначе: «Ну, вот, за что? Надо было угораздить в Афганистан попасть, так еще и желтуху зацепил вместо здрасьте, урод!».
Вспоминал покойного отца. С детства он приучал меня к здоровому образу жизни (сейчас бы увидел, как сто грамм сигареткой закусывать надо, прибил бы на хрен!). Каждое утро, как ритуал, мы с ним физзарядку делали. Раз поспорили, что вытянув в воздух ногу я простою на другой больше пяти минут. Что там за пари было, уже забылось, помню, что в конце разревелся и проиграл.
Только начал ныть, как он говорит: «Не скули — терпи, солдат!»
Да… Вот он был настоящий солдат. Без фантиков. Ветеран войны. От и До. С января сорок второго по самый сорок пятый, да плюс вся Японская кампания в составе шестой гвардейской танковой. По 1954-й служил — до инвалидности. Офицер запаса. Одиннадцать боевых медалей и два ордена «Красной Звезды». Так послужил Родине, что всего на пятьдесят с небольшим здоровья хватило.
В тот же день вечером пошли гулять, и услышал я потрясший мою детскую душу рассказ о его тезке — царе Леониде и его воинах.
Отец был историком. Когда, позже, я пойду по его стопам, узнаю, что все как всегда было не совсем так. Не столь честно и благородно. Тогда же рассказанный и интерпретированный отцом миф меня буквально очаровал. Он как-то незаметно, но очень интересно расставил акценты, видимо, предчувствовал, что не долго ему воспитывать сына.
Его версия была проста: в античную Грецию вторглись персы и, чтобы дать возможность своим собраться с силами, царь Леонид с тремястами мечами вышел навстречу армии врага. Перекрыл узкий проход в горах и держался четверо суток, сдерживая орду. Потом нашелся предатель. Персы вышли в тыл к спартанцам, и те с боем отступили. В этом сражении царь Леонид погиб. Уйти с поля славы спартанцы не могли и решили дать последнюю битву. Встали кругом вокруг тела своего Царя и выстроили из щитов «черепаху». Персы не решились ради чьего-то упорства терять людей и тупо расстреляли греков из луков. Все погибли. Царь персов Ксеркс восхитился мужеством греков и приказал похоронить их со всеми воинскими почестями. Спартанцы пали в битве, но победили в войне — боевой дух персов был сломлен.
Античная драма — битва при Фермопилах: великий герой, самоотверженные соратники, сильный и благородный противник.