Соломон Горовиц поверял душу Богу и — раз в сто лет, да и то по принуждению — миссис Горовиц. Поистине веровал он лишь в свой шпалер, всегда хорошо смазанный, да верный глаз, никогда не упускающий цели. Это способствовало благополучию, да и самому существованию Солли, но давало и дополнительную выгоду: великолепно сдерживало популяцию окрестных крыс. Горовиц ненавидел крыс, двуногих и четвероногих равно.
За полгода Рик Блэйн вырос из зеленого новичка в одного из самых доверенных советчиков Горовица. Его быстрое продвижение в банде возмущало, кажется, только Тик-Така: остальным хватало ума понять, что Рик и толковее их всех, и храбрее. Головорезов у Солли навалом, и первый головорез — Шапиро. Тик-Так попадал в крысиный глаз с двухсот футов — умение, весьма полезное в окрестностях Пяти углов, где он вырос. Как телохранитель босса Тик-Так одно время лелеял большие надежды по части преемства. Но пока-то боссом оставался Солли, и после него место займет тот, кого Солли укажет. Солли знал, что это будет не Тик-Так. В глубине души Тик-Так тоже это знал, и ему это не нравилось.
Алкоголь, учил Солли Рика, сам по себе, может, и зло — «я могу пить, могу не пить, но ты выпивку оставь», — но питием и искусством пития молодому человеку можно не без выгоды интересоваться или даже извлекать из него довольно интересную выгоду. Так что в дополнение к другим своим прибыльным предприятиям Солли владел и управлял сетью «точек», «шалманов», погребков, таверн, салунов и пивнушек по всему Верхнему Манхэттену. А еще Горовиц держал сеть прачечных, по большей части в Бронксе, где всегда легко обменять грязные деньги на чистые, где утюжили фартуки его барменов и время от времени можно было обеспечить исчезновение особо неудобного трупа в чане с щелоком.
Едва ли не единственная противозаконная деятельность, которой не было в империи Чокнутого Русского, — девочки.
— Сутенерство, тьфу! Пусть им итальянские мартышки занимаются! — возмущался Солли, когда кто-нибудь из парней помоложе спрашивал, почему босс не занимается дамочками, как Салуччи. То был исчерпывающий ответ, по мнению Горовица, но не по мнению молодых гангстеров: кому-нибудь из мальчиков постарше приходилось отвести малого в сторону и объяснить, что когда-то, много лет назад, только приехав в Штаты и не умея найти иного способа прокормиться, Солли пас несколько отборных девочек — из тех, что были готовы на все, приехав в Америку и обнаружив, что обетованная земля — это швейная мастерская на Аллен-стрит, где по восемнадцать часов в сутки гнут спину и мать, и отец, и вся родня.
Потом пришел «сухой закон», и с девочками было, слава богу, покончено.
Рик любил ночные клубы, которые Горовиц понатыкал по всему городу, роскошные заведения, где можно водить знакомство с шикарными людьми, слушать джаз и глазеть на самых прекрасных женщин Нью-Йорка — и все это за цену одного стакана. Но вздутую цену, конечно: несмотря на запрет, пивнушки — не особенно рискованный бизнес, отчего заоблачные накрутки на выпивку особенно приятны и выгодны.
Благородный эксперимент [78] насчитывал двенадцатый год и, как все говорили, находился на последнем издыхании. В свое время Солли Горовиц быстрее большинства гангстеров просек отрадно жуткую правду — Восемнадцатая поправка будет чрезвычайно непопулярна среди большинства обитателей города — и решил утолить жажду нью-йоркцев, наплевав на Волстеда-Шмолстеда. Он сто раз обогатился на этом небольшом предвидении, но по-прежнему жил скромно и без бахвальства с женой Ирмой над скрипичным магазином старого мистера Грюнвальда. У миссис Горовиц представления о делах мужа имелись самые расплывчатые, тем более что она почти не говорила по-английски. Она ничего не знала, ничего не видела и, самое главное, ничего не помнила — а Солли того и требовалось.
— Зачем ей учить английский?! — восклицал он всякий раз, когда об этом заходила речь. — Ей что, идиш плох?
Горовиц не был крупным мужчиной — ну так и большинство видных гангстеров не были. Им это незачем. С виду Солли был приземистый и кругленький, хотя не жирный: но за добродушной наружностью скрывался недюжинный интеллект и немалая физическая сила. За глаза парни звали Соломона «Чокнутый Русский» — в честь его родины где-то в тех краях, что были, когда-то были или когда-нибудь снова станут Россией. Даже сам Солли путался в географии своих корней, хотя большинство членов организации, желавших поспорить — а спорили об этом все, — ставили на Одессу. В разговоре босс выказывал подлинно русское презрение к артиклям — и определенным, и наоборот.
— Папа, — восклицала раздосадованная Лоис после какой-нибудь особенно вопиющей «горовичности», — тебе надо научиться правильно говорить!
Солли никогда не был рекламной картинкой, как О'Ханлон, и предпочитал готовые костюмы из магазина Гинзберга на 125-й улице; возникавшие время от времени пятна желтка на галстуке обычно не мешали Солли этот галстук надеть. Да и на блестящем «дюзенберге-мёрфи», чтобы каждый безлошадный коп примечал, Солли по городу не ездил. Встретив Соломона Горовица в метро или в надземке, пожалуй, примешь его за коммерсанта — скажем, страхового агента, что в поте лица окучивает иммигрантские землячества. Кем Горовиц, собственно, себя и считал.
Однако недооценить его — или хуже, обмануть — могло стоить жизни. Однажды Большой Джули Слипак, президент Благотворительной ассоциации ресторанных служащих, дочерней организации, полностью принадлежащей «Корпорации С. Горовиц», попытался выдернуть тысчонку-другую из кучи, по праву принадлежавшей боссу. Изобличенный в злоупотреблениях, Джули пробовал спасти свою шкуру воплями, пока Солли не положил этому конец, выхватив пистолет, который всегда носил на брючном ремне, сунув его Джули в рот и спустив курок, таким образом заткнув крикуна навсегда. Солли сделал это на глазах своего адвоката — такова была мера безнаказанности, которую он чувствовал, устраивая дела.
— Мальчики, — сказал Солли над трупом лицемера, — для всех вас это должно стать уроком. Даже не пробуйте брать то, что принадлежит мне!
Сегодня Рик видел, что Чокнутый Русский склонен пооткровенничать: босс курил сигару — маленькая поблажка, которую он время от времени себе позволял. Обычно Соломон Горовиц не курил и не пил, и хотя глатт-кошер [79] дома не соблюдал, приближался к нему, насколько позволял аппетит. Расстегнув жилет, Солли удобно расположился за своим дальним столом.
Как обычно, Тик-Так Шапиро неподалеку прикрывал Солли спину.
Рик хотел заговорить о Лоис — по крайней мере, затронуть тему; он любил Солли как отца, но Лоис любил совсем не как сестру. Однако никто не отменял предписания Соломона, не велевшего никому из парней встречаться с его дочерью.
Рик покосился на Тик-Така и подумал, уж не читает ли громила мысли. Если кто и мог шепнуть Солли, что Рик и Лоис сдружились чуточку плотнее, чем Горовиц позволял… Уже не впервые Рик вспомнил о Большом Джули.