* * *
В Ерчиках мы встретили только артиллерийский расчет с 76-мм пушкой, было их пять человек во главе с сержантом. От жителей узнали, что, если двигаться в прежнем направлении, попадем к немцам, и Жидовцы уже в их руках. Решили до наступления темноты занять оборону, а потом выходить в сторону Фастова.
Пока стрелки и артиллеристы окапывались, пошли с Шимченко посмотреть дефиле — перешеек между двумя прудами, через которое нам предстояло пройти, так как другого пути не было. В селе не увидели ни единой живой души, все попрятались, предчувствуя близость боевых действий. Шимченко шел рядом и угрюмо молчал, видно, переживал за семью в Жидовцах, у него было пятеро детей. Осмотрели дефиле, оно оставляло желать лучшего, но выбирать не приходилось. Мы вернулись к своим.
Около четырех часов услышали гул моторов со стороны села Чернавка, и вскоре из ближнего леса в сторону Ерчиков выдвинулась немецкая колонна. В голове ее с небольшой скоростью шли танк и два бронетранспортера, за ними несколько автомашин с пехотой.
Дали им оторваться от леса и выйти из низины.
— По танку, огонь! — скомандовал расчету пушки в окопе и Валерию, сидевшему у прицела.
Почти одновременно прогремели два выстрела. Оба взрыва обозначились возле самого танка. Танк встал. Внезапность удара застопорила и других. Змеевидная колонна судорожно дернулась и стала распадаться на части. Однако немцы молниеносно оправились от испуга. Первым ударил танк! За ним оба бронетранспортера разразились огнем из крупнокалиберных пулеметов с их чеканно-дробным резким металлическим стуком! И уже вступили автоматы и пулеметы пехоты! Но от второго нашего залпа танк загорелся синеватым огнем! В сизом дыму черными силуэтами промелькнули двое выскочивших из башни. Короткими очередями наперебой заговорили наши автоматы! С башни самоходки косил вражескую пехоту из трофейного пулемета пожилой усатый сержант! Танк горел, и противник начал отходить к лесу. Отступая, бронетранспортеры обдавали свинцовым ливнем своих мощных пулеметов окопы нашей малочисленной пехоты. Снаряд Валерия разорвался возле самого бронетранспортера, уже заходящего в лес. Второй тоже не успел спрятаться, не отведав выстрела Валерия, и загорелся. Но обоим удалось скрыться в чаще деревьев.
Как только немцы исчезли в лесу, стрельба стихла. В наступившей тишине стали слышны стоны раненых. Приказав экипажу и пулеметчику находиться на своих местах, я пошел к артиллеристам и стрелкам выяснить обстановку. Метрах в десяти от орудия увидел воронку от снаряда, осколком этого снаряда сбило панораму пушки; из расчета оказались ранены трое и контужен командир. У стрелков тоже трое получили легкие ранения. Солдаты спешно перевязывали друг друга. Тяжелораненых уложили на брезент за башню самоходки, там было теплее от моторной брони. В этой суматохе неожиданно появилась двенадцатилетняя Аня, дочка Мельника, ее послал отец предупредить, что к селу подходят крупные силы немцев. Я поблагодарил девочку и, от беды, отослал поскорее домой. Бесполезную без панорамы и снарядов пушку, вынув затвор, столкнули в яму, присыпали землей и замаскировали соломой и ветками.
Уже в сумерках самоходка подошла к затопленному грязной водой дефиле. Рискованно было лезть в это сильно заболоченное, разбитое колесами и гусеницами месиво. Пришлось натаскать толстых бревен и уложить их поперек трассы через каждые полтора метра. Получилось что-то вроде гати, и по моей команде Шимченко медленно повел по ней самоходку. В проеме люка стоял Валерий, по ларингофону командуя водителю, а я и все остальные, кроме раненых, стояли на другом берегу в готовности подтаскивать бревна и, если что, огнем прикрыть переправу. Подминая гусеницами бревна, машина ползла по черной вязкой грязи, колыша землю между водоемами, все больше погружаясь и постепенно утопая в трясине. Дойдя до середины, самоходка погрузилась уже по башню! И тут мы услышали стрекотание мотоциклетных моторов!
— К бою! — мгновенно отдал команду.
Через минуты из-за углового дома выскочили два мотоциклиста. Попав под огонь стрелков, немцы стали с ходу разворачиваться. Один был сразу убит. Другому, наверняка раненому, чудом удалось скрыться за дом и умчаться. Но теперь следовало ожидать появления танков! А у нас самоходка сидит на днище и гусеницы ее вращаются вхолостую, выбрасывая фонтаны грязи! Решили подложить самое большое бревно. Тащили его волоком, двигаясь по грудь в ледяной грязной жиже. До самоходки оставалось еще метра три, когда в село опять въехали немцы, уже на трех мотоциклах — а в колясках в боевом положении угнездились пулеметчики!
— Валерий! Из пулемета! Огонь!
Валерий открыл огонь сразу по всем мотоциклам, полосуя их длинными очередями! Немцы залегли за бугор — и сразу заговорили все три их пулемета! Началась перестрелка! В нее сразу включились наши солдаты с другого берега! А мы сидели в болоте! Пули били по самоходке, заставляя нас прятаться за корпус, от студеной воды цепенело тело, не слушались руки и ноги, но я больше волновался за раненых на броне — как бы не попали под пулеметные очереди! Положение сделалось тяжелое: я понимал, когда стемнеет, немцы смогут обойти нас и тогда уж ни за что не дадут нам вырваться из этой трясины! Скомандовал:
— Валерий! Давай из орудия! Огонь!
Раненый артиллерист тяжело перевалился в башню и одной рукой зарядил пушку. Прогремел выстрел! Затем еще два! И наконец мы услышали шум удаляющегося мотоцикла — одного мотоцикла!
С большим трудом бревно было уложено впереди машины и зацеплено запасными пальцами траков. Взревел мотор! Гусеницы затянули под себя бревно, приподнявшее нос машины, и самоходка с силой выскочила на твердый берег!
Еще около часа наша группа находилась возле крайних хат, готовясь к ночному марш-броску, хотя мы точно и не знали, где сейчас наши войска. Радиосвязи с полком по-прежнему не было.
Стемнело, и самоходка по полевым дорогам, хорошо знакомым Василию Шимченко, медленно двинулась на северо-восток, к Фастову. Раненые лежали за башней, остальные разместились возле десантных скоб, а мы с Валерием, высунувшись из люка, стояли на сиденьях командира и заряжающего, он — с пулеметом, я держал под рукой десять оставшихся гранат.
Два населенных пункта, занятых немцами, проскочили на максимальной скорости с ураганным огнем из всех автоматов и пулемета. Немцы оба раза не успели среагировать, открывали огонь, когда мы были уже далеко.
День тихо простояли в лесу. Едой делились, у кого что было. Когда стемнело, двинулись дальше. Населенные пункты и большие дороги обходили, чтобы не столкнуться с танками. Драться с ними нам было нечем, в запасе сиротливо стояли три последних снаряда. И все-таки, как ни остерегались, при подходе к дороге между Кожанкой и Дмитриевкой мы почти столкнулись с большой танковой колонной, шедшей точно поперек нашего курса. Ночь спасла, они, слава богу, нас не заметили, и мы, схоронившись в кустарнике метрах в двухстах от дороги, наблюдали, как двигается с включенными фарами длинный караван немецкой техники — танки, самоходные орудия, автомашины с пехотой, артиллерийские тягачи с орудиями, бронетранспортеры. В двух-трех километрах за колонной могли следовать подразделения тыльного прикрытия, состояли они, как правило, из танков и моторизованной пехоты, нам нужно было успеть проскочить через дорогу до их подхода. Времени в обрез!