Почти живые | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Вы видели человека, который стрелял в Рябцева?

— Нет, — холодным тоном ответила Ольга. — В подъезде было темно.

— Там лампочки уже сто лет нету! — торопливо и с явным облегчением заговорила мама. — Уж сколько мы звонили в ЖЭУ и жалобы писали, а все никакого результата, там уже и проводка вся сгнила…

Милиционер, перебивая ее, задал еще один вопрос Ольге:

— Может, вы разглядели его фигуру? Какой он был? Высокий, низкий, сухощавый? Или, скажем, полный?

И он пытливо посмотрел Ольге в глаза.

— Сухощавый, — ответила Ольга, без усилий выдержав взгляд милиционера. — Хотя я могу ошибаться.

— А куда потом побежал этот человек?

— Я не видела. Я опустилась перед Сергеем на колени и стала звать на помощь.

Милиционер помолчал, почесал лоб и напялил на голову свою мокрую фуражку. Затем поднялся с дивана и, бегло осмотрев комнату, вышел в прихожую.

— Извините за беспокойство, — сказал он, глядя на Ольгу. — Вам придется еще давать свидетельские показания в прокуратуре. И, думаю, не раз.

— Надо — значит, надо! — за Ольгу ответила мама.

Милиционер шагнул к двери, но остановился и повернулся.

— Вы живете втроем? — спросил он как бы мимоходом. — Посторонние к вам сегодня не заходили?

— Откуда ж у нас посторонние? — излишне убедительно произнесла мама и развела руками. — Мы иной раз даже сантехнику дверь не открываем. И когда перепись была, не рискнули молодому человеку с портфелем открыть. Сейчас, знаете ли, время неспокойное…

Милиционер, увидев Ксюшку, опустился на корточки и протянул ей руку.

— Тебя как зовут, малышка? В садик ходишь?

Девочка несмело шагнула к милиционеру, но руки ему не подала, завела обе за спину и нахмурилась.

— Ксюшенька, что ж ты с дядей не разговариваешь? — приторно произнесла мама. — Стесняется она вас! Зато в садике какая балаболка!

Милиционер выпрямился, козырнул и вышел из квартиры.

* * *

В квартире надолго повисла тишина. Даже Ксюшка притихла, улегшись на своей кровати в обнимку с зайцем. Мама замерла у окна, прикрываясь занавеской. Ольга не выдержала:

— Ну что ты прячешься? Что ты прячешься, как партизан в тылу врага? На тебя смотреть смешно!

— Милиция все не уезжает… — стала оправдываться мама.

Ольга коснулась ладонью лба, покачала головой.

— Что мы наделали…

Тенью в комнату зашел Глеб. Неслышно присел на край дивана, обхватил голову руками. Ольга смотрела на него и не узнавала. Таким она еще никогда не видела Глеба. Перед ней был другой человек: забитый, запуганный, жалкий.

— Я еще минутку посижу и пойду, — произнес он, не смея поднять глаза на Ольгу.

— Сиди уж, раз раньше не ушел, — с презрительной иронией произнесла Ольга.

Она сама не могла понять, почему вдруг решила сказать милиционеру неправду? Почему стала защищать Глеба? Может быть, ей стало его жалко и в ней с необыкновенной силой проснулось самое выразительное женское чувство — чувство сострадания, стремление защитить более слабого? «Я не пойму себя. Я просто дура!» — думала она.

Мама принесла из кухни валокордин, накапала в рюмку, разбавила минералкой.

— Тебе накапать, Оля? — спросила она.

— Накапай мне лучше водки, — процедила Ольга и сама подошла к бару, вынула начатую бутылку водки — той самой, которой отмечали выздоровление мамы. Она выпила полстакана залпом, даже не поморщившись, заперлась в ванной и сунула голову под кран. «Я не просто предательница, — думала она. — Я бессовестная тварь. Я продажная девка. На мне клейма ставить негде… Как легко я отреклась от Сергея! И не в первый раз уже…»

Она закрутила кран и еще долго сидела, склонив голову над ванной, глядя, как с волос свешиваются тонкие нити воды.

Тихо, воровато поскреблась в дверь мать.

— Олюшка, — заискивающим голосом прошептала она. — Вам с Глебом вместе стелить?

— Что?! — вспылила Ольга и мотнула мокрой гривой. — Мама, очнись! На кухне ему стелить, у мусоропровода!

— Как скажешь, воля твоя…

* * *

Она встала рано, зашла в комнату к матери, села на край постели.

— Мама, отведи Ксюшу в садик. Я в больницу поеду.

Ольга не стала завтракать, не стала подводить ресницы и красить губы. Лишь причесалась, стоя у зеркала и искоса поглядывая на кухонную дверь. Через щель можно было видеть край полосатого одеяла и повешенный на спинку стула пиджак.

Дождь перестал, промытая трава блестела росой, жизнерадостно чирикали воробьи, на асфальте, как в зеркале, отражались стволы деревьев. То страшное, что случилось вчера вечером, представлялось Ольге дурным сном. Ее сознание отторгало истину, что здесь, в этом тихом и уютном дворе, раздались выстрелы и Сергей, поливая своей кровью асфальт, упал ничком в лужу.

Несмотря на ранний час, на лавочке перед подъездом сидели соседские старушки и о чем-то судачили. Ольга хотела проскочить незамеченной, но дверь подъезда предательски скрипнула, и несколько пар пытливых глаз уставились на Ольгу. Разговор мгновенно оборвался. Старушки пялились на Ольгу при гробовой тишине. И лишь когда она поздоровалась и прошла мимо, ее догнал вопрос:

— Вот страху-то натерпелась, да, милая?

Пришлось остановиться и обернуться. Старушки принялись разглядывать ее подпухшее лицо.

— Сколько слез пролила девонька! — покачивая головой, начала сокрушаться одна из старушек. — Это твой парень был, да?

— Да, мой парень, — ответила Ольга.

— Ну, дай бог, дай бог ему жизни и здоровья!

— А говорят, убийца в нашем подъезде спрятался, — включилась в разговор другая старушка. — Он сначала стрельнул, а потом побежал по лестнице наверх.

— И куда ж он потом делся? — спросила ее подружка в белом платочке в горошек.

— А кто его знает! Может, на крышу выбрался и убег. А может, и сховался где.

— Где ж там сховаешьея? Разве что в квартире у кого?

— А-ай! — тонким голоском протянула третья старушка и махнула высохшей сморщенной ладонью. — Слушайте вы больше эту милицию. Ничего они не знают. Знали б, так давно поймали.

— И как только земля этих убийцев носит? — прошамкала беззубым ртом первая старушка.

Подруги мысленно согласились с этим высказыванием, одновременно вздохнули, и каждая погрузилась в свои мысли.

* * *

— А вы кто ему будете?

Врач смотрит на нее поверх очков, которые сидят на самом кончике носа. Какой бессмысленный вопрос! Ольга ведь не на концерт пришла, не в кино, не в цирк. Она пришла к человеку, который завис между смертью и жизнью. К таким ходят только самые близкие. Если пришла, значит, не могла не прийти, значит, сердце рвется к милому, глаза ищут любимый образ, шарят в пустоте, жаждая прикоснуться к руке единственного…