— По-моему, и мне придется поехать, — заметил Глушанин. — Как ваше мнение, товарищ Лукаш?
Лукаш был согласен. Задача заключалась не только в том, чтобы подать сигналы, но и собрать мешки с парашютами, — возможно, ветер их раскидает в разные стороны. Нужно быть готовым и к тому, что придется отбиваться от врага. Груз нужно доставить в Прагу.
— Немцы сейчас шарахаются из стороны в сторону, не знают, где чинить прорехи, — сказал Лукаш. — Злы, как черти. И не будет ничего странного, если они окажутся на месте выброски. Надо приготовиться ко всему.
Лукаш свернул карту и отдал ее Мораве.
— Пригодится, возьмите.
И спросил Божену:
— А как с патронами?
Речь шла о патронах, которые в свое время Янковец обменял на гестаповском складе. Сейчас они были сложены на чердаке особняка Гоуски.
— Я их завтра утром раздам, — ответила Божена.
— И как, надеешься на свое войско? — пошутил Ярослав.
— Можно надеяться, хорошие товарищи есть…
Потом распределили задания на завтрашний день.
Гофбауэр, Слива и Морганек должны были проверить местонахождение двух складов оружия и выяснить, возможен ли налет на них. Когда с делами было покончено, Лукаш, Глушанин и Морава вышли во двор. Шел дождь, мелкий, холодный, совсем не весенний. В небе, высоко над облаками, надрывно завывали моторы немецких бомбовозов. Прага спала чутким, тревожным сном.
Патриоты присели на ступеньки крытой веранды, выходящей во двор.
— Как по-вашему, когда начнется восстание? — спросил Глушанин Лукаша.
— Точно не могу сказать, но предполагаю, что завтра и уж во всяком случае послезавтра. Ситуация достигла высшего напряжения. Рабочие ждут сигнала.
4
В полдень следующего дня Божена шумно ворвалась в дом. Лицо ее раскраснелось. Она до того была взволнована, что не могла сразу заговорить.
Остановись посреди гостиной, она приложила ладони к щекам и широко раскрытыми глазами смотрела на отца, Глушанина и Мораву.
У нее был такой встрепанный вид, что можно было предположить самое худшее.
— Что случилось? — спросил Морава.
— Радость! — тихо сказала она и шагнула навстречу отцу. — Правительственные войска в полном составе перешли на нашу сторону и заявили о своей верности Национальному совету. Их примеру последовали отряды чешских полицейских. Что делается в городе! На улицах толпы народа… Я видела несколько человек, они открыто несли по Жижкову чехословацкое знамя. Деньги немецкие рвут. На Вацлавской их набралась целая куча. Срывают немецкие вывески. На моих глазах чуть не рядом с Градом трое мужчин и одна женщина напали на двух эсэсовцев, сбили их с ног, отобрали оружие. Один убежал, а другого подстрелили… Говорят, полицейские двинулись на радиовещательную станцию вышибать немцев, — там еще идут немецкие передачи. Нацисты отдали приказ всем рабочим покинуть заводы. Но рабочие засели на заводах и выставили охрану.
Лукаш обнял дочь и усадил ее на диван.
— Это начало, — сказал он громко, — начало великой бури. Немцам не удержаться в Праге.
Дежурный у телефона доложил, что просят товарища Ярослава.
Все перешли в кабинет.
На другом конце провода говорил Слива.
— Все в образцовом порядке! Здесь такая винтовочная трескотня, что не знаю, как и выбраться. Склад один обнаружил. Считайте, что он уже наш…
Через полчаса позвонил Морганек. Вместе с Гофбауэром он заглянул в Стршешовице — и не зря. Наткнулись на эсэсовца, сцепились с ним, отняли два пистолета. Адреса восьми предателей установлены. Работа продолжается.
— Все идет хорошо, — кладя трубку, сказал Лукаш. — Так и должно быть.
5
Ночью Глушанин, Морава и Морганек ждали в условном месте самолет. Но самолет не появился.
— Надеяться на лондонского дядю нечего, — сказал Морава и злобно выругался.
Они сели в машину, и Морганек завел мотор. Был уже час ночи. Тяжелые тучи затягивали небо, пряча звезды.
На полпути к Праге в глаза Морганеку неожиданно несколько раз сряду ударил свет фар. Шла встречная машина.
Морганек сбавил газ и тоже включил свет. Оказалось, на шоссе стоит автобус, а около него — шофер с поднятой рукой.
— Фашисты, — сказал Морава, вглядевшись.
— Точно, — подтвердил Морганек.
— Проезжай, а метрах в полсотне остановись, — сказал Морава. — Узнаем, что за люди.
Когда машина остановилась, к дверце кабинки подбежал немец-шофер. Мешая чешские слова с немецкими, он объяснил, что ему нужен домкрат.
— Пойдем сначала посмотрим, что у тебя там, — и Морганек пошел вслед за немцем.
Шофер энергично жестикулировал, объясняя, что рассыпалась рессора, а его домкрат ни к черту не годится.
Автобус стоял на обочине шоссе, сильно накренившись набок. Из окон выглядывали немцы, курили и о чем-то возбужденно говорили.
Морганек опустился на колени, заглянул под машину и при свете переносной лампочки, которую включил шофер, стал осматривать повреждение.
— Перегрузил машину, вот рессора и полетела в черту.
— Да нет, — неуверенно произнес шофер.
— Что нет? Дорога-то как скатерть. Перегрузил. Сколько ты их напихал туда?
— Да что там… Человек пятнадцать, не больше… Разве это груз?
— Ну, значит, кроме людей, и еще что-то есть.
— Да, есть немного… Чемоданы. Ну, а потом оружие. Все-таки металл.
— То-то и оно. Сейчас свой гроб подам назад, что-нибудь сообразим.
Морава стоял у дверцы кузова и переговаривался с Глушаниным.
— Есть чем поживиться, — весело доложил Морганек. — Человек пятнадцать фашистов. Все сидят внутри автобуса. Я сказал, что подам свою машину.
Совещания не открывали.
— Не выходить, пока я не скомандую, — коротко распорядился Глушанин. — У кого противотанковая граната? Дайте мне. Трогай, Владислав. Метрах в тридцати стопори и не высовывай носа.
Глушанин поставил гранату на боевой взвод, снял автомат. Когда машина остановилась, он выпрыгнул из кузова и широким шагом направился к автобусу.
Шофер возился под машиной. Глушанин обошел автобус вокруг, открыл дверь, швырнул гранату внутрь и, сделав большой прыжок, плашмя растянулся в кювете. Взрыв был до того силен, что Глушанина оторвало от земли и слегка приподняло в воздух. На него посыпались какие-то осколки. Он тотчас вскочил на ноги, вскинул автомат и двумя длинными очередями прошил автобус от края и до края…
Трофеи оказались невелики. Уцелели десять пистолетов, два автомата; остальное оружие было приведено в негодность взрывом.