Как будто самому ему не доводилось откалывать штучек. И откуда только этот Штейнгардт, этот бывший меховщик, набрался спеси? Когда он научился разбираться в разведывательных делах? Если бы Борна сюда… Этот любого умеет осадить и поставить на место. На Борна голоса не повысишь. Он знает себе цену.
— Да, послу эта история придется не по вкусу, — вырвалось у Сойера.
— Я думаю, — сочувственно отозвался Гоуска.
— Что вы думаете?
— Что послу действительно это не понравится.
Сойер буркнул что-то под нос и выругал себя: «Черт знает что! Начинаю заговариваться». Он поспешил рассеять невыгодное впечатление, которое могло сложиться у Гоуски, и резко переменил тон.
— А в лице Сливы вы приобрели дельного человека, — заметил он. — Насколько я вас понял, он не лишен сообразительности. Это важно. Хочу верить, что надежды, которые возлагает на него господин Борн, Слива оправдает.
Похвала польстила Гоуске. Он редко слышал комплименты по своему адресу, чаще хвалил себя сам. Не зная, как ответить на слова Сойера, он проговорил:
— Да, мы поняли друг друга.
— Это ваш несомненный успех. Закрепляйте и расширяйте его. Я не склонен встречаться с Антонином Сливой. Оставим это за Борном.
Выдержав паузу, Сойер спросил:
— Выходит, что вы со Сливой поменялись ролями?
— Именно?
— При немцах он был вашим шефом, а теперь как будто вы его шеф.
Сойер хихикнул.
1
Меры, принятые по розыску Милаша Нерича, ничего не давали. Нерич как в воду канул. Корпус разослал репродукции с его фотокарточек во все пограничные пункты, на аэродромы, на вокзалы. Но отовсюду поступали краткие неутешительные депеши: «Не обнаружен», «Не появлялся», «Не замечен».
Весьма шаткие надежды на то, что Нерич появится на квартире вдовы Пшибек, тоже не сбылись. Антонин Слива доложил Лукашу, что сотрудники, ведущие наблюдение за ее домом, выяснили: за последнее время к Пшибек дважды наведывалась неизвестная женщина, а из мужчин не приходил никто.
— На кой мне черт эта женщина! — разозлился Лукаш. — Только голову морочите! — И сразу спохватился. — Лицо женщины видели?
— Нет.
«А если это Нерич приходит к ней, переодетый женщиной? — мелькнуло подозрение. — Чем черт не шутит».
— Сфотографируйте ее, — приказал он.
— Это невозможно, — ответил Антонин. — Она приходила оба раза с наступлением полной темноты; лицо ее было закрыто вуалеткой. Если придет еще раз, то, конечно, опять вечером.
Лукаш отдал распоряжение установить личность этой женщины…
И сегодня утром ему доложили, что к Пшибек приходит Жакелина Фреснал, врач французского посольства в Праге. Вчера ночью она снова посетила квартиру Лоретты.
Лукаш ничего не мог понять. Все перепуталось. Что может быть общего между Жакелиной Фреснал и Софией Пшибек? Лукаш строил догадки, прикидывал и так и этак, на разные лады, но найти ключ к этой истории так и не мог. Он знал, что Жакелина Фреснал состоит в интимной связи с заместителем французского военного атташе капитаном Винсеном, а последнего подозревают в шпионаже. Но отношение к ним Лоретты было для него абсолютно неясным.
Много раз изучал Лукаш материалы, собранные на Лоретту, и каждый раз убеждался, что ни в каких тайных делах она не замешана. Какое-то непонятное совпадение. Возможно, Лоретта шьет на Фреснал или оказывает ей какие-нибудь другие услуги.
— Вы уверены, что именно к Пшибек приходила Фреснал?
Антонин ответил, что ручаться за это трудно. Из коридора можно попасть в три квартиры.
Лукаш окончательно расстроился: «Толчем воду в ступе». Что же предпринять, чтобы внести ясность в дело? Самому навестить вдову Пшибек и побеседовать с ней? Не совсем удобно. Устроить засаду? Пока нет оснований.
И здесь он вспомнил Божену. Вот кто может помочь! Ему припомнилось признание дочери, что София Пшибек вызвала в ней симпатию. Верно! Нужно попросить Божену, чтобы она навестила Софию. Возможно, что-нибудь выяснится.
Раздался телефонный звонок. Лукаш снял трубку. Говорил начальник. Он предупреждал: сейчас к Лукашу зайдет рабочий с пассажирского аэродрома. Его заявление заслуживает всяческого внимания. Следует поручить кому-нибудь поговорить с этим рабочим.
Лукаш передал приказание Антонину Сливе:
— Поди, займись.
«Опять новое дело! — вздохнул Слива. — Ну и времечко».
Пожилой, сильно потрепанный жизнью человек вошел к нему в комнату и без приглашения сел.
— Уф, точно гору перевалил! — сказал он, отдуваясь. Его карие глаза выражали нетерпение.
— Рассказывайте, в чем дело. Я вас слушаю, — сказал Слива.
Рабочий только и ждал этого. Он заговорил несвязно, скрипучим голосом:
— Да вот, происшествие, — он развел руками. — Не то мне забили голову всяким сором, не то моему другу Яну блажь пришла. Не хочу грешить против истины — сегодня с утра я опрокинул пару кружечек пльзенского, но Ян уверяет, что у него во рту и росинки не было. Но что такое пара кружек, я вас спрашиваю? Пара кружек нынешнего слабенького пива? Это и для ребенка пустяк, а я, слава богу, по шестому десятку пошел…
Слива еще не мог уловить смысла этого заявления. Почему оно заслуживает внимания? Впрочем, рабочий только приступал к делу.
Он задохнулся вдруг в пароксизме сухого кашля и с трудом отдышался. Снова послышался его скрипучий голос:
— Я и Ян загружали сегодня утром самолет. Грузовой самолет международной линии. Чего только не таскали мы, даже ящики с пивом. А потом нам попался кофр, здоровенный такой. Мы с Яном подняли его, понесли. А на лесенке какой-то черт толкнул меня под руку. «Ах, чтоб тебя разорвало!» — подумал я и не удержал свой край кофра. Он — стук о ступеньку, потом — стук об землю. У меня с перепугу под ложечкой заныло. Что, если в кофре посуда? Вот, думаю, завернется дело! И здесь мне показалось, будто внутри кофра кто-то охнул. Ну, вроде как человек. Я покосился на дружка Яна. Он сопит и сердится. На меня сердится, что я не удержал конец.
Слива весь ушел в слух.
— Тут я решил, что все дело в пиве. Все-таки, как ни говорите, а две кружки пльзенского. Это я вам в шутку сказал, будто оно слабенькое. Оно теперь такое… сами знаете. Сразу забирает, особливо натощак. Втащили мы этот кофр в самолет и идем с Яном обратно, за новым грузом. Тут Ян мне и говорит: «Юлиус, вы что-нибудь заметили?» — «Нет», — отвечаю я. «Разрази меня гром, — говорит Ян, — если в кофре не сидит живой человек. Я отчетливо слышал, как он два раза охнул». — «Два раза?» — спрашиваю я. «Точно, два раза, — отвечает Ян и осеняет себя крестным знамением. — Не сойти мне с этого места!» Ну, вот мы и решили: перво-наперво к ребятам в Корпус. Разбирайтесь в этом деле.