Перед ним стоял секретарь.
— Вас просят к телефону.
Борн вскочил и покривился: левая нога так замлела, что он не чувствовал ее.
— Который час?
— Половина первого. Получены две радиограммы из Регенсбурга.
— О чем речь?
— О поездах.
— Кто звонит?
— Гоуска. Он звонит уже третий раз.
Борн подрыгал ногой и, прихрамывая, проковылял в кабинет. Взял лежащую на столе трубку.
— Алло! Да, я.
— Чрезвычайное заседание правительства сорвано. Наши не явились. Министр Носек выздоровел и уже принял делегацию из Моста.
— Какую делегацию?
— Главным образом рабочие. Потом они пошли к Зенклу. Тот вместе с Дртиной дал им крутую отповедь. Тогда они полезли к Готвальду.
— И что дальше?
— Готвальд их заверил, что коммунисты не допустят повторения двадцатого года.
— Это все?
— Пока все.
Трубка ударилась о рычаг.
«Коммунисты не допустят! Ха-ха… поздно хватились, господа! Это вас больше не допустят к власти. Выкурим вас. Вытравим».
Борн прочитал радиограмму и сел писать ответ.
Потом принял горячую ванну и осведомился у секретаря, какие чудеса готовит повар на обед.
— Привез живую индейку, — ответил секретарь.
«Знает, бестия, чем угодить», — с удовольствием подумал Борн и пошел звонить Сойеру. Но Сойер не отвечал.
Ровно в четыре опять задребезжал телефон. Борн схватил трубку. Раздался захлебывающийся голос Гоуски.
— Началось… Началось… Уже началось! — твердил он.
«Идиот! Как он кричит… Что, глухой я, что ли?»
— Говорите спокойней и конкретнее, — потребовал Борн.
— Национально-социалистические министры Зенкл, Рипка, Дртина и Странский послали Бенешу заявление об отставке. Копию письма направили Готвальду. Я говорю из Страковой академии. Тут Крайна. Вы не желаете с ним побеседовать?
— Давайте… Это вы, Крайна?
— Да, да. Я повторять не буду. Надеюсь, в ближайшие два-три часа все окончательно определится. Готвальд и Носек отправились к Бенешу. Мы вас будем держать в курсе всех событий.
Настроение у Борна поднималось. Он шагал по кабинету, потирая руки. На вопрос секретаря, не пора ли обедать, копотко ответил:
— Подождем.
Поистине, Борн чувствовал прилив новых сил. Заглянул в гостиную — никого. Он подошел к стулу, опустился на корточки и попытался приподнять его одной рукой за ножку. Пыхтел, сучился, но стул не отрывался от пола и только ерзал. С покрасневшим от натуги лицом Борн выпрямился и плюнул. Некоторое время он массировал и разглядывал свою белую руку, крупную и по виду сильную, а на самом деле одряблевшую. Потом он взглянул на часы и включил приемник. Долго шарил в эфире, пока не услышал позывные гамбургского филиала Би-Би-Си.
— Что они, рехнулись? — не сдержался он, прослушав первые слова передачи.
Радио сообщило об отставке двенадцати чехословацких министров. А заявление пока подали только четыре министра.
— Никуда не годится такая работа! Поспешность не всегда на пользу.
Борн выключил приемник, сел за стол, взял чистый лист бумаги и, написав слова «заместители премьера», провел под ними жирную черту. Под чертой он четким, крупным почерком вывел три фамилии: Зенкл, Кочвара, Шрамек. Потом сделал надпись справа: «Министры». И под нею: «Министр внешней торговли — Рипка, министр юстиции — Дртина, министр школ, наук и искусств — Странский, министр транспорта — Пиетор, министр унификации законов — Франек, министр почт и телеграфа — Гала, министр техники — Копецкий, министр здравоохранения — Прохазка, статс-секретарь министерства национальной обороны — Лихтер». Долго любовался трудом своих рук, потом снова взял ручку и поставил птички против фамилии Зенклы, Рипки, Дртины и Странского.
Долго ждал телефонного звонка. А заслышав его, не мог сдержать волнения.
Гоуска сообщил, что к Готвальду явились министры — словацкие демократы Кочвара, Пиетор, Франек, Лихтер и подали в отставку. Готвальд и Носек снова поехали в Град, к президенту.
Секретарь еще раз спросил, не накрывать ли на стол, и получил тот же ответ:
— Подождем.
Борн склонился над столом и поставил еще четыре птички.
Наконец в семь вечера поступило последнее сообщение от Гоуски. Подали в отставку католики: Шрамек, Гала, Копецкий, Прохазка. Готвальд заседает с социал-демократами.
— И пусть себе заседает на здоровье. Приезжайте с Крайной обедать. Найдите Сойера и скажите ему, чтобы он мне позвонил.
Положил трубку и хлопнул в ладоши.
— Обед на четыре персоны!
Список обогатился последними четырьмя птичками.
«Что стоило Гамбургу, — с досадой подумал Борн, — задержать свою передачу на каких-нибудь два часа! Вот же бестолковая публика! Ничего не умеют сделать по-людски. Ай, глупо, ай, как глупо получилось!»
Опять звонок. Теперь у телефона Сойер. Наконец-то! Он все время крутился около социал-демократов.
— Ну, что наследники Каутского? — спросил Борн.
— Заседают.
— Что нового?
— Прибыли гости. Всего сорок два человека. Я сам встречал.
— Бросайте все — и ко мне. Жду обедать… А госта не новость.
Действительно, это не было новостью. О предстоящем приезде на правах туристов сорока двух американских офицеров Борн знал и без Сойера. И не мог этого не знать. Он лично отбирал их и инструктировал. Приехали — хорошо сделали. Пусть пока развлекаются и знакомятся со столицей чехов.
Первый тост за обедом провозгласил Борн. Все почтительно встали.
— За разумного и твердого в своих решениях президента! — проговорил Борн. — Слово теперь за ним.
— Бенеш не примет отставки, — сказал Крайна, осушив бокал. — Он заверил Зенкла и меня, что не примет отставки, пока мы не заставим подать в отставку коммунистов.
Гоуска наполнил бокалы вином.
— За правительство нового состава!
— За правительство без коммунистов! — поддержал Сойер.
— За настоящих друзей! — добавил Крайна и бросил на Борна благодарный взгляд.
В середине обеда Борн спросил с интересом:
— Кто же остался у Готвальда?
Крайна ответил:
— Опора у него еще есть. Четырнадцать членов правительства: коммунисты, социал-демократы и двое беспартийных.
— Да-а… — протянул Борн, — социал-демократы нас подводят.
1