— Постарайся сделать так, чтобы под первым закрытым семафором состав не остановился. Это приказ Лукаша. Понял? Сам постарайся спрыгнуть.
Подпольщик исчез в темноте.
«Что-то затеял Ярослав, а что — догадаться нетрудно, — подумал Гавличек. — Похоже на ту майскую ночь».
Пустить состав под закрытый семафор дело нетрудное. Спрыгнуть, когда паровоз еще не развил большую скорость, тоже несложное дело. В крайнем случае можно немного сбавить ход и спрыгнуть. Но Зденек! Что делать со Зденеком? На этот раз его, пожалуй, не обманешь. Прыгай, не прыгай, а он свое дело сделает.
На следующей станции семафор был открыт, но состав задержали. Пришлось полчаса стоять. А когда дали отправление, на паровоз влезли четыре эсэсовца с автоматами. Двое из них пристроились на нефтяном баке, под дождем, а двое остались в будке, у обоих входов.
Гавличеку это не понравилось. Не понравилось и Сливе. В будке теперь повернуться негде.
Гавличек решился на откровенный разговор со Сливой, но мешали немцы. Он попытался выяснить, понимают ли эсэсовцы по-чешски. Задал им несколько вопросов, они не ответили. Ну, так. Эсэсовцев можно не стесняться.
Паровоз между тем прогрохотал на выходных стрелках и, постепенно развивая скорость, потянул состав в ночную темень.
Гавличек торопливо обдумывал свои действия. Допустим, он уговорит Зденека. А что дальше? Как быть с немцами? Если машинист и помощник захотят выпрыгнуть с паровоза, эсэсовцы откроют стрельбу. Следовательно, выход один: их надо убрать. Немцы покуривают сигареты и о чем-то балабонят по-своему. Это хорошо. Когда человек думает о своем, то дать ему пинка не составляет трудности. Пусть себе летят кувырком.
Но можно ли уговорить Зденека? Разве он пойдет на это? А что делать? Сорвать операцию, которую задумали ребята? Не годится. Только и остается, что попытать счастья и поговорить со Зденеком.
Слива сидел на откидной скамейке у окна и, покачиваясь взад и вперед, смотрел в ночную темноту.
Гавличек, отойдя от арматуры, приблизился к Сливе, сладко потянулся и как бы между прочим, чтобы не вызвать подозрения у немцев, сказал:
— Зденек! Если семафор будет закрыт, режь без остановки.
Слива резко повернул голову.
— Ты что, опять с ума спятил?
— Слушай меня, — продолжал Гавличек. — И не шуми, а то они догадаются. Паровоз пусть себе идет, а мы сначала столкнем этих господ, а потом и сами спрыгнем.
Лицо Сливы стало белее мела.
— Так надо. Пойми. Хоть раз в жизни пойми, — продолжил Гавличек. — Иначе я пойду на это один.
Слива попал в затруднительное положение.
— Я говорю по-немецки, — прохрипел он. — И ничего у тебя не выйдет, авантюрист. Я все им выложу. Ты что задумал? Так соскучился по тюрьме, что опять тянет? Или надеешься второй раз выйти из беды сухим?
Немцы уже подозрительно поглядывали на машиниста и его помощника, разговор которых был слишком жарок.
Гавличек попытался охладить их настороженность. Отойдя на свое место, он высунулся в оконце. Встречный ветер окатил его дождем. Гавличек смотрел не по ходу поезда, а прямо перед собой, но ничего не мог разглядеть — ни размокшей земли, ни неба, изливающего потоки воды.
Ударяясь щекой о железную кромку оконца, Гавличек мучительно искал выхода. Он одни — их трое, да там, на баке, еще двое. Силы неравны. Что же придумать? Этот прохвост Слива…
И вдруг паровозный гудок захлебнулся в продолжительном вопле.
Гавличек вздрогнул, глянул вперед и отчетливо различил в темноте светящийся глазок семафора. Путь закрыт. А дальше разъезд, колея разветвляется на две. Это Гавличек знал точно. И, конечно, обе колеи заняты составами.
Слива уже вертел реверс в левую сторону.
«Ну, будь что будет!» — решил Карел. В эту драматическую минуту ему опять вспомнился Рудольф Ветишка. И, вспомнив его, он задал себе вопрос: «Что бы стал делать на его месте Ветишка?»
Гавличек приблизился к Сливе. Злорадно кривясь, тот вертел реверс. Поезд уже сбавлял скорость.
— Зденек! Я тебя просил… Человек ты или пень?
Злорадное выражение на лице Сливы сменилось испугом. Он вдруг закричал:
— Отойди к дьяволу! Отойди, а не то я крикну этим молодцам!
Эсэсовцы переполошились. Не понимая, в чем дело, они переглядывались и хватались за свои автоматы.
— Зденек! — прокричал Карел; он знал, что остались считанные секунды. — Уйди, Зденек, а то плохо будет!
— Прочь! Прочь! — закричал Слива, хватаясь обеими руками за реверс.
Было бы неверно сказать, что Гавличек не дорожил своей жизнью. Он любил жизнь. Всегда любил. И если сейчас действовал как человек, ни в грош не ставящий свою жизнь, то уж в этом виновата была та безвыходная обстановка, в которой он оказался.
Убедившись, что Зденека не уговорить, Гавличек с силой ударил его по рукам ниже локтей и оторвал его цепкие пальцы от реверса. В следующее мгновение он перевел реверс в правое положение.
Слива бросился на помощника, пытаясь схватить его за горло. Пот ручьями стекал с его лба и слепил глаза. Кепка свалилась с головы. Гавличек тычком ударил его в грудь.
— Партизан!.. Крушение!.. Тормоз! — крикнул Слива по-немецки и отлетел в угол.
Гавличек хотел ударить его еще раз, чтобы заставить замолчать, а потом бросился к дверям, но его опередили эсэсовцы. Те, что были в будке, скрутили ему руки, а остальные двое торопливо спускались с тендера. Гавличек потянул за собой к выходу обоих. Слива медленно поднимался с полу. Изловчась, Гавличек пнул его ногой.
— Крушение! Берегись! — вопил Слива. Его маленькие глазки, полные ужаса, казались сейчас большими, как блюдца.
Поезд уже грохотал на стрелках.
— Эх ты, собака! — крикнул Карел. — Преда…
Он не успел договорить. Огромной силы удар потряс паровоз, железный грохот прокатился по окрестности.
Локомотив со всего хода врезался в эшелон с немецкими войсками, стоящий на первом пути.
Дождь лил с прежней силой, не прекращаясь ни на минуту…
1
Переступив порог комнаты Вандрачека, Антонин Слива встретился с внимательным взглядом Лукаша. Старик сидел у стола лицом к двери. На его лбу собрались сердитые складки, так хорошо знакомые Антонину: видимо, Ярослав уже давно ждал.
— Как идут розыски Грабеца? Где он скрывается? — сразу спросил Лукаш.
Антонин сказал: от зубного врача, у которого Грабец встречался с гестаповцем Ширке, он узнал, что Грабец живет сейчас в городе Костельце, а в Праге не показывался давно. Антонин предупредил врача, с которым успел познакомиться, что Грабец ему срочно нужен. У Антонина есть номер телефона врача; дважды в сутки он звонит по этому телефону, но результата пока нет.