— Не очень-то это похоже на свободные условия, — заметил Свейн. — Но, видать, другого выхода нет.
Он признался, что по правде его зовут Атли, он сын Харека, брата Клеппъярна Старого, и рассказал, что торговлей они занимаются уже несколько лет, с минувшего лета на норвежском побережье. И здесь они по причине кровной распри убили одного человека, только он был исландец и ярлу не друг, так что с Хладиром им делить нечего.
Гесту стало не по себе.
— Что за кровная распря?
— Тебе ли не знать, Торгест сын Торхалли. — Атли встал, поднес связанные руки к огню. — Та самая распря, что вспыхнула меж Снорри Годи и нами, обитателями Боргарфьярдара, когда ты зарубил Вига-Стюра и нашел прибежище в наших краях… Мы отомстили за убийство Торстейна сына Гисли и сыновей его, Гуннара и Свейна.
Перед внутренним взором Геста Исландия вновь канула в море, со всеми людьми и всеми голосами, с зыбким туманом, черным льдом и лебедями, что прилетают по весне.
— Торстейн убит? — спросил он.
— Да, как и его сыновья.
Атли рассказал, что в то лето, когда Гест ушел, Снорри ничего на альтинге не добился, а потому явился в Бё осенней ночью, когда в доме был только Торстейн с сыновьями. Они послали одного человека на крышу, чтоб шуршал соломой, пусть, мол, в доме подумают, будто лошадь с привязи сорвалась. Торстейн вышел за дверь, и его тотчас зарубили. Гуннар проснулся от шума, окликнул отца и, не получив ответа, тоже вышел наружу. Затем настал черед Свейна, мальчонке было лет девять, не больше, Снорри натравил на него своего младшего сына.
Пока Атли все это рассказывал, Гест, как наяву, видел перед собою мальчика Свейна, который тогда ростом был под стать ему и теперь уж никогда не станет выше. Свейн и Ари, дети вроде него, собственные его беды, он принялся кружить вокруг костра, как зверь в клетке, все ближе и ближе к огню, мотая головой из стороны в сторону, Атли тем временем отбарабанил имена всех, кто был вместе со Снорри, и добавил, что Хельга нашла трупы, когда наутро вернулась с дочерьми домой, они ездили на горное пастбище. Они предупредили соседей из Лекьямота, но к тому времени Снорри давным-давно ушел в Даласислу, и случилось все это в тот год, когда Гест покинул Исландию.
— И кого же вы убили в отмщение? — спросил Гест, просто для поддержания разговора.
— Халля сына Гудмунда.
— Кого?
— Халля сына Гудмунда из Брейдабольстада на Хунафлои.
Гест прищурился:
— Ты ведь его не упоминал?
— Нет. Мы преследовали одного из людей Снорри, но он скрылся, с помощью Халля.
Гест долго сидел, прикидывая, чем это, собственно говоря, чревато, потом сказал:
— Я знаю, кто такой Халль. Однако его почитали человеком миролюбивым и умным. К тому же он потомок самого Эгиля сына Скаллагрима. Отец его — один из могущественнейших хёвдингов Норланда, а два его брата не успокоятся, пока не зальют кровью весь Боргарфьярдар. Разве не так?
— Что ж ты-то сам тогда не подумал об этом? — воскликнул Атли.
Гест вздохнул:
— Торхалли был мне отцом, Вига-Стюр — его убийцей, а Торстейн приходился мне дядей. Халль сын Гудмунда не состоял в родстве ни со Стюром, ни со Снорри, ни с кем другим из числа убийц.
— Мы тоже в родстве с Торстейном. А Халль помешал отмщению, — спокойно произнес Атли.
— Потому что помог некоему человеку, — сказал Гест, больше себе и небу, нежели трем братьям. И попросил Атли рассказать иные исландские новости, опять-таки в первую очередь для того, чтобы поддержать разговор. Полюбопытствовал, где была Аслауг, когда Снорри учинил смертоубийство в Бё. Атли рассказал, что через год после Гестова исчезновения она вышла за Гейрмунда и перебралась в Скоррадаль, у них двое сыновей, первенца она назвала Торгестом, а второго — Торхалли, в таком вот порядке.
Гест улыбнулся:
— Значит, она думает, меня нет в живых?
— Пожалуй что так.
— А Гейрмунд даже в собственном доме не распоряжается?
— Нет, — ответил Атли. — Говорят, она вышла замуж из-за денег, а не по любви.
— Умная женщина, — сказал Гест. — И сильная.
Атли промолчал. Потом спросил, как Гест поступит с ними.
— Тут решаю не я.
Гест крепко задумался, ведь в этой истории все ж таки была загадка, закавыка или не сформулированный покуда вопрос о том, почему Онунд по-прежнему преследовал его, коли Онундов отец уже отмщен. Ведь Онунд не мог не знать об этом, коль скоро все случилось еще в тот год, когда Гест покинул Исландию. Он спросил, знает ли Атли, где находится Онунд.
— Кабы я знал, его бы уже в живых не было, — просто сказал Атли и опять спросил, как Гест поступит с ними. — Ты ведь явно имеешь большое влияние на кормчего, верно?
— Да, — быстро сказал Гест. — Я уговорю его отпустить тебя в Хладир. Там ты придешь к ярлу и скажешь, что желаешь отправиться вместе с ним в поход на запад, в Англию. Тогда он отнесется к вам без подозрений. А в море, когда флот направится к Хьяльтланду, [80] вы сможете удрать.
Атли ответил, что план ему по душе, и взглянул на братьев, которые согласно кивнули.
Они вернулись на корабль, где ярловы люди пили вместе с исландцами. Гест сказал Стейнтору, что кормчего по-настоящему зовут Атли, а в остальном совесть у него чиста, он идет в Хладир, просить места в войске. Стейнтор отозвался не сразу:
— Они твои земляки. Пусть Атли даст клятву, что сделает, как ты говоришь. Однако ж оружие мы оставим у себя, как и большую часть продовольствия. Но по возвращении все вернем, если, конечно, еще застанем его в городе.
Атли возражать не стал. Гест вновь отвел его в сторонку и, вручив перстень, который достался ему от матери, попросил отвезти эту вещицу в Исландию и отдать Аслауг в знак того, что он жив, крохотный, несущественный знак, ведь отныне ни Исландия, ни даже Аслауг его не интересуют, все они умерли в тот миг, когда он услышал о Торстейне и его сыновьях, он, Гест, уничтожил их, тем не менее пусть она получит этот перстень, он же толком не сознавал, что делал, просто протянул перстень Атли и сказал все то, что сказал. Позднее он назовет это отчаянием, настолько безмерным, что целый мир идет прахом, а от детства остается лишь едва заметный волосок.
Атли кивнул:
— Я помню, как ты мерился силами с Горным Тейтром. Не укладывалось у меня тогда в голове, что такой маломерок сумел прикончить Вига-Стюра. Тем более что Тейтр уложил тебя на обе лопатки.
— А теперь? — спросил Гест.
Атли усмехнулся и пожал плечами.
Перегрузив товары исландцев на свои корабли, они продолжили путь. Но едва обогнули мыс, как ветер стих. Следующей ночью тоже царил полный штиль. Гест ходил чернее тучи, взвинченный, раздраженный, недовольно фырчал, когда Стейнтор с ним заговаривал, бродил по палубе, сопя и гримасничая, слагал хулительные стихи и затевал ссоры с командой, опрокидывал пивные кружки, швырял в море спальные мешки.